«Благородное сословие не было приучено мыслить экономическими категориями и расценило выкупную сумму как материальную компенсацию за нанесенный ему моральный урон, а не как стартовый капитал… Дворянство не стало вкладывать полученные деньги в обустройство России, а предпочло расточительно потребить их за ее пределами», – пишет российский историк Семен Экштут в книге «Россия перед Голгофой» (2010). Если в 1840-е, как подмечает Гоголь в «Мертвых душах», «заклад в казну был… еще дело новое, на которое решались не без страха», то после реформы практика получения кредита под залог земли получила более широкое распространение. Ставка по кредиту составляла 5% годовых.

Многие дворянские семьи, которые получили крупные суммы, стали их «проживать» – жить на широкую ногу в Москве или Петербурге или путешествовать по миру. Герой сатирической хроники Николая Лескова «Смех и горе» (1871) на старости лет постоянно живет за границей и, по его собственному выражению, «проедает» там свои выкупные свидетельства.

***

Иван Захарыч Черносошный, герой романа Петра Боборыкина «Василий Теркин» (1892), заложил оба свои имения и уехал с любовницей за рубеж. «Целых полгода они там путались, в рулетку играли» и занимались шопингом – у любовницы «по три дюжины… всего нижнего белья и обуви, и все шелковое, с кружевами; какого цвета рубашка, такого и чулки, и юбка… смотрит настоящей французской кокоткой». «В Москву ездят чуть не каждый месяц, и непременно в „Славянском базаре“ отделение берут. В уездном городишке умудряются проживать на одно хозяйство больше пятисот рублей в месяц». Теперь Черносошный не может выхлопотать отсрочку уплаты процентов. Пытается занять у предводителя дворянства, а тот сам просит взаймы тысячу. Помещики плачутся, что «несут крест».

Поместье Черносошного покупает Василий Теркин – нижегородский купец простого роду, из крепостной семьи. Тридцатилетний Теркин возвращается в родные края в ранге представителя, «главного воротилы» и акционера крупной компании. Он покупает и «лесную дачу» (лесной участок) состоятельного в прошлом помещика Низовьева, который беспробудно кутит в Париже и спускает все нажитое поколениями имущество: его парижская любовница, графиня, стоит два миллиона франков, и на нее уйдут еще не проданные десятки тысяч десятин лесных угодий по Волге, Унже, Ветлуге, Каме.

В романе Боборыкина «Китай-город» (1882) дворянско-купеческая Москва 1870-х годов – город бума. Дворяне разоряются, но работать не хотят. Обанкротившийся отставной генерал Долгушин, оказавшийся совсем в нищете, вынужден пойти акцизным надзирателем на табачную фабрику. К тем, кто деньгами не сорит, отношение настороженное. Экономическая власть постепенно переходит от помещиков к купцам и предпринимателям. Дети последних «проживают в Ницце, в Париже, в Трувилле, кутят с наследными принцами, прикармливают разных упраздненных князьков. Жены их все выписывают не иначе как от Ворта[36]. А дома, обстановка, картины, целые музеи, виллы… Шопен и Шуман, Чайковский и Рубинштейн – все это их обыкновенное menu». Балы, как у Ростовых, теперь задают купцы: «Дошло до того, что они не только выписывают из Петербурга хоры музыкантов на один вечер», но и «блестящих офицеров, гвардейцев, кавалеристов, чуть не целыми эскадронами, на мазурку и котильон», а «те едут и пляшут, пьют шампанское, льющееся в буфетах с десяти до шести часов утра».

Предприимчивый, но бедный дворянин Палтусов потерял репутацию на коммерческой афере, и ему теперь не жениться на богатой дворянке. А на купчихе – можно. Социальный разрыв между дворянами и купцами еще столь велик, что выйти за него соглашается Анна Серафимовна – дама видная, красивая, трудолюбивая, образованная по меркам своего круга, с состоянием, «крупный характер».

В пьесе Островского «Дикарка» (1880) в свое поместье возвращается из-за границы Александр Львович Ашметьев. Когда его просят выступить перед съездом сельских хозяев – рассказать об иностранном опыте увеличения доходности имений, отнекивается: «Я человек дореформенный, я учился за границей только изящно проживать деньги». А вскоре он почти даром отдает рощу. Правда, покупатель, некто Мальков, тоже помещик. Он сбивает цену, не брезгуя никакой глупостью: «Молодые-то леса красивей старых… Во-первых, потому что все молодое лучше старого, а во-вторых, в молодых лесах большой прирост, много процентов приростом дают, а старые уже не растут». Ашметьев называет эти рассуждения «новым взглядом на ландшафт», но Мальков хочет приобрести рощу как коммерческое предприятие, а не для любования: «Ландшафты-то хороши, да убыточны… Доходные-то имения прочней. А ландшафтами-то любуются, любуются, вдруг глядь – и укцион. А с укциону-то купит купец…»

В комедии «Бешеные деньги» (1870) Островский выводит московских дворян, которым разорения уже не избежать. Надежда Антоновна Чебоксарова полагает, что «состояние можно только получить по наследству, да еще при большом счастье выиграть в карты». Дочь ее Лидия денег не считает: «Я никогда не знала, что значит дорого, что дешево, я всегда считала все это жалким, мещанским, копеечным расчетом… Я помню один раз, когда я ехала из магазина, мне пришла мысль: не дорого ли я заплатила за платье! Мне так стало стыдно за себя, что я вся покраснела и не знала, куда спрятать лицо; а между тем я была одна в карете». В город приезжает молодой провинциальный купец Васильков. У него за душой «три лесные дачи при имении, что может составить тысяч пятьдесят», с которыми в Москве можно иметь на сто тысяч кредита. Васильков выкупает имение Чебоксаровых на залоговом аукционе, женится на Лидии, покрывает долги семьи, при этом спасенное от нищеты семейство обращается со своим благодетелем неуважительно – у того манер нет.

Пренебрежительное отношение дворянства к купцам типично для того времени. Другой герой «Бешеных денег», «неслужащий дворянин лет сорока» Иван Телятев, полностью разорен: «должен тысяч до трехсот», у него все отобрано кредиторами, единственная собственность – халат, но он не боится голодной смерти, потому как полагает, что дворяне и без копейки будут иметь и почет, и кредит: «Долго еще каждый купчик будет за счастье считать, что мы ужинаем и пьем шампанское на его счет». Этому придет конец скорее, чем рассчитывает Телятев. Например, в чеховском «Вишневом саде» (1904), действие которого происходит не позднее 1903 года, купец Лопахин, выкупивший на аукционе имение Раневской, на ее дочери уже не женится, хотя имеет все шансы.

В первой половине XIX века дворяне решали экономические проблемы браком строго в своем кругу, во второй – разорившаяся дворянская семья могла породниться с богатой купеческой, а в начале XX века таким родством купец готов уже и пренебречь. Предприниматель – главная фигура наступавшего капитализма, и в дополнительных подпорках для утверждения своего социального статуса в виде знатной жены уже не так нуждается.

***

Очень интересный вопрос: есть ли в русской литературе образ помещика или помещицы, дела у которого идут хорошо, особенно после отмены крепостного права? До отмены – да. Я бы отнесла к ним персонажей «Мертвых душ», например Коробочку или Плюшкина. Хоть Гоголь и не пишет об этом, подозреваю, что дела у этих персонажей, у которых зимой снега не выпросишь, шли прекрасно. Но трудно себе представить, чтобы они выжили при настоящей рыночной экономике: одной скаредности маловато будет.