— Что у тебя с ней? Почему она так на тебя смотрит? — выдавив из себя улыбку, одними губами произнесла Нонна.

— Ничего, клянусь системой Станиславского, — я повернулся в сторону Губановой, и она действительно с меня не сводила глаз.

— Не верю, — шикнула актриса и отвернулась от меня.

— Прости, Леонид Фёдорович зовёт, — обрадовался я, заметив, как усиленно машет мне рукой Леонид Быков. — Я улетел. Ты — самая-самая, учи текст, целую, пока.

«Вот такой он — влипантос, — подумалось мне, пока я выбирался из зрительного зала. — Ничего, гроза пройдёт, лужи подсохнут, а цветы останутся. Главное в таком щекотливом деле, как спонтанная женская ревность, вовремя переждать ураган».

— Меня эти телевизионщики уже утомили, — шепнул Леонид Фёдорович, когда мы вышли из зрительного зала. — Что им ещё показать?

— Первый эпизод в директорском кабинете. Вон, актёры уже на месте, — я кивнул в фойе второго этажа, где наш главный оператор Василич, показывал Георгию Вицину, Сергею Филиппову, Алексею Смирнову и актрисе Гликерии Богдановой-Чесноковой, где им встать, где им сесть, куда смотреть и куда в случае чего бежать.

И буквально мгновенно из коридора на нас выскочила телевизионная бригада.

— Что дальше? — вцепилась корреспондентка мёртвой ваткой в нашего главного режиссёра.

— Пройдёмте к первому эпизоду, с которого начинается знакомство зрителей с нашим выдуманным Средним драматическим театром, — сказал Леонид Быков и ему тут же сунули в руки микрофон.

Леонид Фёдорович немного потоптался на месте, бросил на меня несколько беспомощный взгляд, затем кивнул в камеру и словно экскурсовод из музея произнёс:

— Мы с вами присутствуем на репетиции первого эпизода кинокомедии «Зайчик». Роли исполняют: директор театра Могильный — актёр Филиппов, режиссёр Дантесов — актёр Вицин, театральный шумовик Громыхалов — актёр Смирнов. И чуть позже в эпизоде появится барыня из спектакля про графа Нулина — актриса Богданова-Чеснокова. Работаем товарищи, — кивнул он актёрам.

Сергей Николаевич Филиппов, который сегодня с самого утра был под нашим всеобщим контролем, из-за чего не смог улучить подходящего момента, чтобы принять немного на грудь, немного зло и раздражённо прошёлся перед письменным столом и, постукивая свернутой в руку газеткой, проскрежетал:

— Вы посмотрите, что пишут эти негодяи! — Филиппов-Могильный грозно помахал, вывернутой наизнанку газетой «Правда» и, заметив появившегося в кабинете шумовика, пренебрежительно бросил, — что вам, товарищ Громыхалов?

— Как и заказывали, хы-хы, — хохотнул дядя Лёша Смирнов, выставив из-за пазухи горлышко вино-водочной бутылки, — я чай принёс, хы-хы.

— Давай по-быстрому, — рыкнул директор Могильный и большущий шумовки Смирнов-Громыхалов на цыпочках пробежал к письменному столу, где уже сидел с кислым лицом Вицин-Дантесов. — Так вот на чём я остановился? Ах, да! Вы посмотрите, что пишут в прессе эти негодяи-критики про наш спектакль!

— Много чести, — пискнул Дантесов и в этот момент шумовик Громыхалов перелил содержимое бутылки в заварочный чайничек.

— Подумать только, им уже и Пушкин не угодил! — снова прорычал Могильный. — Как мы ответим на критику, товарищ Дантесов⁈

— Мы, товарищ Могильный, никому не позволим хоронить Пушкина! — «промяукал» актёр Вицин. — Я вам пишу — чего же боле? Что я могу ещё сказать? Что я могу сказать? Безобразие! — Вицин-Дантесов схватил газетку и забросил её куда-то в угол. — Впереди Пушкинские дни. Между прочим, ещё никто не чешется.

— А мы уже почесались, хы-хы, — хихикнул Смирнов-Громыхалов, разлив из заварника алкоголь по чайным кружкам.

— Давайте за первый акт! — скомандовал Могильный и вся комичная троица, не чокаясь, выпила содержимое кружек.

Однако посидеть спокойно директору, режиссёру и шумовику не позволила стремительно ворвавшаяся в кабинет барыня-молодка из спектакля, 60-летняя актриса Богданова-Чеснокова с шикарным длинным носом.

— Я буду жаловаться в местком! — взвизгнула она.

— Что такое? — вздрогнул директор Могильный.

— Пока вы здесь распиваете чаи, — заверещала барыня, — ваш гримёр Кроликов опять опаздывает на премьеру. А у меня такой сложный грим.

— Какой же это чай? — мяукнул Вицин.

— Отличный чаёк, хы-хы, — хохотнул Смирнов.

— Ну, Зайчиков, я тебе сегодня покажу систему Станиславского! — протрубил Филиппов, погрозив в камеру кулаком. — Я тебе устрою Немировича, я тебя лично познакомлю с товарищем Данченко. Ну, Зайчик, погоди!

Доиграв эпизод, актёры по привычке застыли в своих финальных позах в ожидании команды режиссёра: «стоп, снято», однако вместо этого с микрофоном в руке перед телевизионщиками вышел Леонид Быков и сказал:

— Примерно так и делается кино. Сначала идёт репетиция, потом съёмка, а затем отснятый эпизод вычеркивается из сценарного плана. Спасибо за внимание. Я надеюсь, для сюжета этого достаточно?

— Ещё! — хором грянули работники ленинградского телевидения.

Второй эпизод для назойливых товарищей с телевидения мы показали лишь спустя двадцать минут. Во-первых, нужно было перейти из одной локации в другую, переместится из фойе за кулисы театра. А во-вторых, в этой сцене участвовал сам Леонид Фёдорович и он должен был хоть чуть-чуть подучить текст, спокойно сделать ту работу, которую ему не давали телевизионщики. Смотреть на то, как будет играть сам главный режиссёр, сбежались все актёры первого и второго плана.

Леонид Быков уже привычно сказал несколько вступительных слов, объяснил, что сейчас он играет нерешительного влюблённого гримёра Зайчика и пытается объясниться в любви перед актрисой Наташей, которая в данный момент играет в пьесе про графа Нулина няню барыни-молодки. Она только что вышла со сцены и сняла с себя старческий грим.

— В роли актрисы Наташи молодая начинающая артистка из Москвы Нонна Новосядлова, — в заключение сказал Быков и кивнул головой Нонне-Наташе, которая тоже кивнув головой, медленно, подражая старой женщине, с залитой софитами сцены перешла за чёрную кулису.

— Наташа, я давно вам хотел кое-что сказать… — замялся главный режиссёр, мгновенно перевоплотившись из командира всей съёмочной группы в нерешительного Зайчика.

— Что Зайчик? — округлила