«Неужели решатся на штурм Кремля? – мучил он себя.

– А если не решатся, какая разница? Выходит, все кончено? Все напрасно?»

Он вспомнил, что в решающую ночь августа девяносто первого они с президентом были в Белом доме. С волнением ожидали исхода. «Тогда мы победили, – прошептал он. – Какая ирония – теперь в Белом доме наши враги. Теперь все по-другому… А власть на самом деле византийская. Что тут кривить душой».

Телефонная трель прервала его размышления. Звонила жена. Будто почувствовала, что несчастие рядом, и все может рухнуть.

– Саша, как дела?

– Плохо, – вырвалось у него. – Очень плохо. Я сегодня не приеду. Мне надо быть здесь… Галя, если что случится… береги себя. И детей.

– Саша, ты меня пугаешь.

Он понял, что сказал лишнее. Зря.

– Не волнуйся. Думаю, обойдется. Хотя ситуация не простая. Все, я занят. Целую.

«Почему так не везет России? – с надсадной тоской думал он. – Почему судьба все время кидает нас в испытания?.. Чем все кончится? Сохраним ли жизнь? А власть? А страну?.. Знать бы ответ».

Он не знал.

«Лень является истинным двигателем прогресса», – любил повторять Михаил Семенков, строя при этом такое лицо, словно он сожалеет о подобном факте, но ничегошеньки поделать не может. Семенков был талантливо ленив. Потому он и обожал компьютеры, что они освобождали от массы ненужных дел – сиди себе да нажимай на клавиши. Любой документ, любое письмо Семенков переделывал помногу раз. Он пытался достичь совершенства: легкого стиля, ясности мысли. Если бы не компьютер, пришлось бы изводить кучу бумаги, без конца зачеркивать неудачные слова и предложения, переписывать набело. Это было бы катастрофой. Живи он в прошлом веке – застрелился бы. Слава Богу, он жил на исходе двадцатого века. И он точно знал: компьютеры изобретены людьми, понимающими толк в лени.

Семенков жаждал часами сидеть за своим компьютером, не вставая ни на секунду, не отвлекаясь ни на что постороннее. Все остальное было лень: стоять в очередях в столовой или в магазине, ехать в переполненном метро на работу, лень лгать, потому что потом надо напрягаться и держать в памяти, о чем лгал, лень кого-то чернить, оттеснять, смотреть в рот начальнику, льстить вышестоящим. Ужасно лень.

Увы, сидеть неотрывно за компьютером не удавалось. С тех пор, как он попал в Кремль, жизнь Семенкова стала сплошной суетой. То он мчался куда-нибудь – отвозил, привозил, выяснял, устраивал, то разыскивал кого-либо, то срочно готовил самые неожиданные справки. Впрочем, Семенков смирился: времена были тяжелые, а платили в Кремле нормально, по крайней мере, много больше, чем в институте, откуда он ушел. Конечно, существовали и другие возможности, кое-кто из приятелей занялся бизнесом, только дело это было ненадежное, хлопотное, да и опасное – донимали рэкетиры. Короче, государственный заработок у президента России вполне устраивал Михаила, а потому надо было терпеть суету и в меру обозначать старание, чтобы не оказаться на плохом счету.

Суетливые дни сливались в суетливые недели, из которых складывались суетливые месяцы. Это походило на сплошное сумасшествие. И ощущение того, что время движется, порой покидало Семенкова.

«Как там, в Кремле?» – спросила однажды Наташа, его жена. «Что ты имеешь в виду?» – вяло поинтересовался Михаил. «Ну… там президент сидит, – уважительно произнесла она. – А раньше Горбачев с Брежневым сидели». Скептически глянув на супругу, Семенков снисходительно проговорил: «Да обычно там. Ничего такого. Работаем». «Здание, наверно, какое-то особое?» – не унималась жена. «Здание как здание. Старое, с привидениями. Скоро будут ремонтировать». Ее глаза вспыхнули: «Ты мне про провидения не говорил». «Я их пока не видел».

О привидениях разговор особый. Как-то Михаилу приснился необычный сон. Виделось ему, что он идет по кремлевскому коридору, непривычно тихому, пустому. Здание будто вымерло, давно и бесповоротно. Вдруг легкие шаги впереди. Навстречу – молодая женщина. Стройная, невысокого роста. В допотопном белом платье, с темными волосами, собранными на затылке в пучок. Лицо живое, быстрое.

Смотрит на Семенкова темными ласковыми глазами так, словно хорошо знает его. Но он уверен – это ошибка.

Странный трепет у него в груди, там, под сердцем. Он понимает – что-то должно последовать. Приятное будоражащее ожидание. Поравнявшись с ним, она останавливается. В глазах игривый укор.

– Куда ты пропал? – спрашивает она. – Я заждалась.

Михаил в замешательстве. Они знакомы? Выходит, это он, Михаил, что-то перепутал?

– Идем скорее. Или у тебя опять дела?

Он хочет сказать: «Вы ошиблись». И неожиданно для себя произносит:

– Надя. Наденька. Ты важнее всяких дел.

– Наконец-то, – ее улыбка полна счастья. – Сколько должно было пройти времени, чтобы ты понял это.

Они идут вместе. Куда, он не знает, но это неважно. Он полон желания взять эту женщину. И не может понять, как она отнесется к этому. Она поворачивает голову, на лице заговорщическая улыбка – она прочитала его мысли. Она хочет того же.

Михаил видит комнату с высоким потолком. Большая кровать блестит никелированными спинками. Одеяло отброшено. Женщина тонкими пальцами расстегивает пуговицы на груди, через голову снимает платье, затем старомодный белый лифчик, такие же старомодные трусы. Ее небольшие, упругие груди влекут взор, как и темная поросль под выпуклостью живота. Она ложится на кровать, смотрит на него томно и, вместе с тем, оценивающе.

Михаил мигом снимает с себя одежду. Стесняясь своей наготы перед незнакомой женщиной, подходит к ней, ложится рядом. Обнимает, начинает целовать. Она страстно отвечает на его поцелуй. Она – сам огонь. Его желание слиться с этой женщиной становится огромным, жгучим. Но в тот самый момент, когда он собирается осуществить желаемое, когда миг торжества близок, все исчезает…

Он проснулся. Его сердце колотилось. Он прислушался – жена спала. К счастью. Он вспоминал детали сна. Он был в его власти. Что все это означает? Что за женщина? Ее зовут Надя. Но он не знает ни одной Нади. Эту женщину тоже не знает. Она спутала его. Впрочем, глупость. Разве можно требовать от сна логики?

Но что-то подсказывало ему – он встречал эту женщину. Где? Когда? Он силился вспомнить, и не мог.

Утром он снова перебирал в памяти то, что приснилось. Смаковал подробности. Сожалел, что рано проснулся. И с опаской думал, что сказала бы жена, узнай она про его мысли?

Потом, на работе, ни с того, ни с сего пришло к нему: Надежда Аллилуева! Жена Сталина. Михаил видел ее на фотографии. Лет пять назад. Думал тогда, что нашла эта симпатичная женщина в Сталине, мерзком тиране? Как жила с ним? Почему застрелилась? Но он давно забыл обо всем этом. И вдруг – такое!

Выходит, он едва не наставил рога самому Сталину. Правда, во сне. Михаил слышал когда-то, что мать Надежды отличалась свободным нравом и позволяла себе многое. Большое число мужчин было облагодетельствовано ею. Может быть, дочь пошла в нее? Или дело совсем в другом? Была ли она в жизни такой страстной, какой приснилась? Он верил – да! И мечтал о продолжении. Ему хотелось завершить то, что осталось незавершенным. Пусть во сне, пусть. И опять он стеснялся своих мыслей.