– Что там, в больнице? – спросил Мещерский.

– Мне с этим Левиным поговорить так и не удалось. Он спит.

– Спит?

– Они ему большую дозу снотворного вкололи. Москва пока не знает, что делать с этой историей. Да, там есть уже один подтвержденный эпизод с похищением части трупа – тот, первый. И Левин в этом признался. А насчет головы… Головы альбиноса-то нет! Левин ее отдал. Трупа, чтобы все проверить, тоже нет. Его отправили в Тюмень и уже кремировали. Сам Левин в боксе в смирительных путах, оклемается – путь ему в психушку, а не в тюрьму. Кстати, там врач дежурный прибежал ко мне – все восклицал: «Какой гениальный у вас эксперт-криминалист»! Это он о вас, Сергей. Катя мне рассказала, как вы управились с этим Левиным… И доктор тоже поражен.

– Ты там как колдун действовал, Сережа, – заметила Катя. – Как этот – «идет великий мганга». Я на какой-то миг даже поверила, что ты тоже… что-то там видишь, когда он так кричал, а ты сказал, что «держишь это».

– Колдуны – целители в Африке, я не про джу-джу сейчас говорю, а про лечение, они и врачи, и психиатры, и психотерапевты, – ответил Мещерский. – Наши психиатры тоже ведь не спорят с безумцами. Спор бесполезен, когда у человека шок, истерика. Вот только в чем причина этого шока?

– Ты врачу сказал сделать анализы на какой-то там… я название забыла.

– О, напомнили. – Миронов вытащил мобильный. – Этот доктор мне дал свой номер, просил вам его передать – «эксперту полиции», чтобы вы ему обязательно позвонили. Он с вами хочет посоветоваться. Давайте, звоните ему, Сергей.

Мещерский глянул на номер и набрал со своего телефона.

– Мещерский. Доктор, мы были у вас сегодня рано утром насчет Левина. Он до сих пор в инфекционном боксе?

– Да! Хорошо, что вы позвонили, я очень ждал вашего звонка.

Мещерский не включал громкую связь в кафе, но они буквально прильнули к нему, стараясь не упустить, расслышать.

– Что там с анализами крови?

– Вы были правы – высокая концентрация табернантеина! – выпалил врач. – Никогда с этим не встречался, а уж нариков я повидал. Я по поводу ибоги только в интернете сейчас прочел. Та еще штука. Что нам делать с Левиным? Как выводить его из этого состояния? Что давать?

– Ну, я же не медик. Я просто предположил, что может быть такое. Я знаю лишь, что все зависит от концентрации ибоги и ее производных. Судя по Левину, там большая доза была. Бред и подобное состояние могут продлиться до двух дней. Потом все уйдет. Держите его на снотворном сегодня и следующие сутки. А там уже по патологии.

Врач горячо поблагодарил и заверил, что еще позвонит «полицейскому эксперту», если что.

– Что за ибога такая? – спросил Миронов.

– Один из самых сильных галлюциногенов, – ответил Мещерский. – Практически не имеет аналогов. Вообще это такое растение в Западной Африке. В малых дозах лесные племена дают его при инициации и как стимулирующее средство. В больших дозах это адский галлюциноген. Ибога плохо изучена с точки зрения фармакологии. И это одна из составных частей тайного культа джу-джу. Поэтому о ней не особо распространяются.

– Он же нам сказал, что Изи дала ему что-то дважды, – вспомнила Катя. – Первый раз был улет, а второй… что-то типа жвачки… Ты поэтому сразу про ибогу подумал?

– В общем-то, да.

– Но это было… пусть это и галлюциноген, но… у него такие видения… странные, если не сказать больше.

– Ибога этим и отличается от всех других галлюциногенов. По описаниям, все видения у тех, кто принимал ибогу, связаны с миром мертвых. С мертвецами. И ни с чем другим. Почему это происходит, никто не знает. Видимо, дело в химическом составе. У Левина галлюцинация наложилась на его впечатления от собственных действий в морге. Это же не так просто для любой психики – голову мертвеца ночью отпиливать.

Кате казалось, что такие простые слова насчет «химического состава» объясняют отнюдь не все. Далеко не все.

Но она сама не могла найти слов, чтобы возразить и…

Ладно, пусть это будет галлюциноген… ибога… И все, что было – лишь бред на ее почве…

Дура слепая! Ты что, сама не видишь, что ли???

Она закрыла глаза. И тут же открыла, потому что увидела его искаженное гримасой ужаса лицо там, в боксе, и то другое лицо – темное, рассеченное шрамом от топора…

— Мы не двинемся дальше, пока не разыщем Фрияпонг, – в какой уже раз повторил Миронов. – Нам надо понять, какова роль Афии во всем этом. И еще необходимо отыскать канал вывоза всей этой колдовской хрени.

– А все-таки кого видел Глеб Прохоров у Афии на даче? Ведь он вам сказал – кто-то у нее был. Только он отказался сказать, кого именно он видел.

Катя выдала это просто так – лишь бы что-то сболтнуть, заполнить паузы. Мысли ее были заняты не дачником Прохоровым, а собственным видением и дикой галлюцинацией Левина.

Даже если это всего лишь галлюцинация, то…

Миронов допил свой капучино. Аккуратно вытер губы салфеткой. И поднялся.

– Наизнанку его выверну, – объявил он самым спокойным и вежливым тоном, – если и дальше будет со мной в эту молчанку играть.

И вернувшись поздно вечером в УВД после Москвы и Главка, обещание свое Владимир Миронов сдержал.

Он спустился в изолятор временного содержания и приказал открыть камеру, где Глеб Прохоров ожидал долгожданного выхода на свободу. До окончания продленного судьей срока задержания оставалось всего десять часов.

Миронов вывел его из камеры, приказал завести руки назад и заковал в наручники, сообщив охране ИВС, что забирает задержанного в кабинет розыска. Когда они шли по коридору, где Миронов предварительно выключил камеру наблюдения, он неожиданно резко толкнул Прохорова в туалет – служебный, запиравшийся обычно на ключ, но сейчас им лично открытый.

Захлопнул дверь и, не давая Прохорову опомниться, резким ударом в ноги сбил его на пол. Схватил за ухо и за куртку и поволок в туалетную кабинку к унитазу. Прохоров взвыл – он пытался вырваться, сучил ногами, но Миронов рванул его вверх, приподнимая над унитазом, а затем – вниз, макая головой.

– Как вы с нами, так и мы с вами. Хлебай! – прошипел Миронов, низко наклоняясь к нему. – И ты все мне скажешь или захлебнешься, – рванул снова вверх. – Скажешь ведь, да?

– Ты покойник! – Прохоров фыркал и отплевывался. – Убью, сволочь!

– Тогда пей зеленую тушь. – Миронов снова с силой макнул его головой в унитаз и опять рванул. – Скажешь?

– Сволочь! Ты меня утопишь!

– Скажешь, я спрашиваю?

– Да! Не надо больше!

– Кто приезжал к Афие? Кого ты видел? Когда это было?

– Девка! Девка к ней приезжала молодая! Темно… кожая… разряжена вся в пух. Они поссорились.