Ее желание увидеть особняк хотя бы издали, чтобы получить впечатление о его хозяине, было удовлетворено едва ли не полностью: вместе со скупыми рассказами Лили ощущение сложилось исчерпывающее — Красовский скрытный, хитрый и, по-видимому, трусливый человек. Его желание спрятать свой дом за глухим забором с колючей проволокой, не впуская в него никого, кроме тех, в ком он лично был уверен, по мнению Жени, не просто осторожность. Было ли это трусостью или чем-то еще — предстояло выяснить, и именно за этим Женя решила направиться сразу после поликлиники к повару и его жене, о которых когда-то говорила ей Лиля как о ее хороших друзьях.

На приеме было немноголюдно, и Женя в мыслях снова вернулась к Лиле. Она снова и снова задавала себе один и тот же вопрос: зачем ей, Жене, все это нужно?

Желание клиента для нее всегда было законом. Женя посвятила себя науке, которая отличалась от всех других именно этим принципом: имея дело с психикой, следовало быть не только аккуратным, но и осторожным и предупредительным. И лучшей среди всех стратегий, максимально гарантирующих от нечаянного нанесения дополнительной психической травмы, была та, которая опиралась на желание самого человека. Только при наличии такого желания можно было вторгаться во внутренний мир пациента.

Лиля не только не хотела этого, она выражала свой протест против того, чтобы Женя продолжала вмешиваться в ее судьбу. В любом другом случае Женя со спокойной совестью выполнила бы это желание, оставив пациента наедине с его проблемами. Но Лиля клиентом не была. Она была подругой, попавшей в беду. И хотя сама она этого не осознавала, для Жени это было очевидным: жить с человеком, способным заказать убийство, и считать его при этом нежным и заботливым по меньшей мере было опрометчиво.

И несмотря на то что Лиля ушла почти враждебная, Женя не могла оставить ее одну. Что она, Женя, будет делать дальше, пока ей не приходило в голову.

Она вдруг поймала себя на мысли, что считает Красовского инициатором убийства Андрея. «Странно, — подумала она при этом, — ведь у меня по-прежнему нет никаких прямых улик против него». Женя рассеянно поймала на себе удивленный взгляд Елены Васильевны, но оставила его без внимания: она вся погрузилась в размышления и даже не услышала, что врач обратилась к ней с вопросом.

Женя чувствовала, что стоит на пороге какой-то новой разгадки и главное сейчас — понять, додумать, не отвлекаясь, до конца.

«Почему, несмотря на отсутствие прямых улик, я считаю, что убийство заказал Красовский? Потому, что Власов сделать этого не мог! — вдруг впервые так четко сформулировала Женя. — Не мог сделать чего?» Она задала себе очень конкретный вопрос, ответ на который ей давал бы в руки ключи к пониманию мотива преступления, а значит, и к портрету убийцы.

«Думай! — приказала она себе. — Что именно был не способен сделать Власов? Давай от печки: сначала было убийство, потом — инсценировка для Лили. В этом нет сомнения: Андрея убили только для того, чтобы воздействовать на Лилю». Подумав, Женя все же поправила себя: «Вероятнее всего, что убийство Андрея замышлялось как средство воздействия на Лилю. Иначе не было бы сцены с появлением «доброго» милиционера.

Да, это правильно, — похвалила себя Женя. — Инсценировка работы оперативной группы нужна была для того, чтобы, захлопнув ловушку, усилить шок у Лили и ввести в игру Власова. Но зачем, зачем нужен был Власов? Чтобы знать, что Лиля предпримет потом? Чтобы заставить Лилю лгать и дальше из страха перед разоблачением, одновременно подогревая этот страх? Да, Власов нужен был для того, чтобы спектакль продолжался! Спектакль, в котором убийство Андрея было лишь первым действием! Стоп! — скомандовала себе Женя. — Давай еще раз с самого начала, но учитывать будем только достоверные факты, а не догадки и эмоции.

Андрея убили, убили зверски. Убили в тот момент, когда у него было назначено свидание с Лилей. Она приехала, надеялась на счастливую встречу. Увидев обезображенный труп любимого человека, она падает без сознания. Придя в себя, первыми, кого она увидела, были люди в милицейской форме, одного из них знает ее муж и он, в свою очередь, узнает ее как жену Красовского.

Первой ее мыслью была мысль о том, что теперь о ее романе узнает муж. Ей сразу стало все равно, она впала в депрессию, став безвольной и послушной куклой. Именно в этот момент «удача» предстает перед ней в виде все того же знакомого мужа в форме капитана милиции, который обещает ей свое покровительство. У нее появляется надежда, что удастся избежать позора и скандала. Вот! — Женя чуть не захлопала в ладоши. — Умница! Как же я сразу не поняла! Власов был нужен там с первых минут, чтобы, пока Лиля находилась в шоке, заманить ее в новую ловушку — заставить скрывать измену, помогая поверить, что это возможно. Новая ложь! Ну действительно, глупо признаваться мужу, если тебе обещают, что все будет шито-крыто. И Лиля сразу на это клюнула! У нее просто не было сил сопротивляться! Если бы Власов появился позднее, когда Лиля уже взяла бы себя в руки, возможно, сценарий повела бы она. Но ей не дали прийти в себя, подавив сначала горем, а потом страхом, заставив играть роль жертвы. И теперь она отчаянно держится, как за последнюю соломинку, за иллюзию мужа-покровителя.

Но если не было милиции, как они организовали похороны Андрея? — Женя вдруг впервые задала себе этот вопрос. — Зачем такие сложности, когда можно было камень на шею — и все концы в воду? Во имя чего такие немыслимые сложности с организацией похорон?

Так, спокойно. — Женя остановила себя. — А были ли похороны?»

Она вдруг почувствовала, что внезапно покрылась испариной вся, от кончика носа до пяток, словно выкупавшись.

«Неужели это тоже ложь? Нет, этого не может быть. — Женя проглотила ком в горле и вытерла лоб. — Что я видела на кладбище в день похорон? Ничего. Идущих мне навстречу женщину в трауре, которую Власов представил мне как мать Андрея, и самого Власова. Я опоздала на час и подумала, что все уже завершено. Была ли это мать Андрея? Может быть, это была актриса?»

Женя задумалась, вспоминая все в мельчайших деталях. Нет, решила она, то была женщина, действительно переживающая страшное горе — потерю единственного сына. Да и не стал бы Власов тогда в приказном тоне говорить, чтобы Женя не касалась темы похорон и обстоятельств смерти Андрея, разговаривая с его матерью. «Если бы это была подставка, ему было бы наплевать, о чем мы будем говорить, — она все равно сказала бы только то, что ей велено. Тогда зачем они вызвали эту несчастную женщину, если никого не собирались хоронить? И что ей тогда показывали? Свеженасыпанный холм с табличкой инициалов Андрея, которую воткнули накануне нашего прихода, убрав ту, которая обозначала действительно того, кто там похоронен? Просто на время подменили табличку на чужой свеженасыпанной могиле?

Ничего не понимаю. — Женя никак не могла в это поверить. — Но если бы я приехала к назначенному времени, надеясь увидеть гроб с телом Андрея? Извинились бы, сказав, что так вышло, что похоронили раньше! Мне ведь не пришло бы в голову приезжать на два или три часа раньше и ждать там! Да и что толку? Если бы и приехала, то никого бы не нашла! А холм этот с табличкой они заранее присмотрели! Во сколько бы я ни приехала, ничего другого бы все равно не увидела: ничего другого просто не было.