Ральф прижал к себе Лиз, успокаиваясь в поцелуе. Темный коридор, красный ковер. Всё потом. Темнота рядом, ласкает ноги. И Юрий … молчит, впервые полностью закрывшись от Бонка.

«Покажи мне!» – мысленно приказал Ральф, и бездна показала.

Пустая упаковка от обезболивающих, нервные пальцы императора ласкают пистолет.

Один целует женщину, второй направляет дуло в собственный рот.

Ральф оторвался от сладких губ, провел по щеке Лиз рукой и, с трудом изображая спокойствие, попросил:

– Иди в залу, я сейчас.

Лиз послушалась, никаких лишних слов, а Ральф сорвался на бег.

«Юрий, твою мать!»

«Ты свободен, Ральф. Перед тобой весь мир…» – император снял пистолет с предохранителя и взвёл курок.

Свобода? Ну да, свобода. Расскажи это кому-то понаивнее. Но мир открыт, это правда. Только зачем ему мир, если он снова останется в темноте. Один. С дырой в груди.

«Не смей! Не смей, слышишь?! Не смей оставлять меня в этом дерьме! Одного…»

Ральф темнотой потянулся к Юрию. Перехватить руку, выкинуть пистолет! Не вышло… то, что работало с людьми, не могло подчинить самого себя – в венах императора жил красный лес.

«В соборе… ты помнишь», – тихий смех.

Бонк моргнул, глаза щипало. И не кончался бесконечный коридор. Слишком далеко, слишком долго. Он не успеет. Больше не нужно закрываться, пряча чувства и мысли.

Бонк прислонился спиной к шершавой стене и, закрывая глаза, впервые открылся полностью. Боль физическая ничто, если от горя тебя разрывает изнутри.

«В соборе, твоё величество? Похоронить. А ну подними свою задницу и выгляни в окно! Пусть он горит к чертовой матери! Может хоть это остановит тебя?!»

Всем существом Ральф потянулся к электричеству, собирая огромный смертоносный шар. Открыл глаза и, глядя на прекрасный собор, швырнул этот шар в крышу… Чтобы если и был там кто-то, успели бежать.

Император, пока еще император, негромко рассмеялся. Живой! Ральф устало опустился на каменный пол.

«Ну и зачем ты поджог мой любимый собор? Что изменит отсрочка? Я устал, Ральф».

«Зачем-зачем… это было спонтанное решение. Какого хрена ты собрался стреляться из моего подарка?»

Снова смех.

«Он просто оказался под рукой».

«Да… достойный ответ, – Ральф поднялся на ноги, намереваясь вернуться к Элизабет, пообещал: – Я придумаю … что-нибудь».

«Еще в любви мне признайся».

«Я люблю тебя, мой император», – бодро отрапортовал Бонк.

«Что ты говоришь? Можешь сделать мне предложение, – фыркнул Юрий. – А нет, не можешь. Ты уже женат».

Ральф расхохотался.

Нужна сила… только все они так вросли друг в друга, что жертву взять негде.

А что до угрозы Холда…остается надеяться лишь на то, что Валлия для него достаточный откуп.

Глава 25

Никки спал. Под головой плюшевый медведь, ноги прикрыты стеганым одеялом. И Арианна свернулась калачиком рядом. Всё бы ничего, но уснули они на ковре, а Николас недавно перенес воспаление легких.

На крыльце, тихо напевая, стучала спицами Синтия. Светило солнце, золотая пыль танцевала на ковре. Я потерла виски. Откуда у нас в доме ковер?

Три шага. Я присела на корточки и замерла. Ари как будто резко выросла. Я наклонилась к ней, целуя её в щечку и вдыхая самый сладкий запах на свете. Николас тихонько застонал во сне, я рукой провела по его щеке, чувствуя под пальцами отросшую щетину, и краешком сознания отмечая их удивительное сходство с младшей сестрой.

Мой Никки… каждый миг вдали от тебя – бесконечная пустота вне времени. Но даже это мимолетное прикосновение – моя награда. Ты здесь, моё сердце, со мной и ребенком, а значит, всё не зря.

Николас распахнул глаза, поймал мою ладонь и поцеловал.

– Ты пришла? – сонно спросил меня он.

– Пришла, – медленно повторила я, не узнавая собственный голос. – Сколько меня не было?

Никки отвернулся. Поднялся с пола, умудряясь подхватить на руки Арианну и не разбудить. Отнес ребенка в спальню, а вернувшись, наконец, ответил на мой вопрос:

– Завтра Арианне исполнится год. Ты вовремя, Ани.

– Пять месяцев … – меня качнуло, я осела на стул и закрыла лицо руками.

Пять месяцев! Почти полгода…

– Ничего. Мы привыкли ждать и неплохо справляемся, – Николас сел возле моих ног и обнял мои колени. – Знаешь, Ари сама укладывает всех спать. И медведей, и кукол, и Синтию. Даже меня.

– Замечательный ребенок… – прошептала я.

Нормальный ребенок. Ни алого пламени Холдов, ни черной крови Бонков. Человек. Просто человек. Свободный от проклятия, которое люди величают даром.

В спальне зашуршали.

– Папа! – звонко крикнул детский голосок.

– И уже говорит, – улыбнулся Никки: – мы здесь!

Топот маленьких ножек. Арианна выбежала в комнату и застыла, увидев меня.

– Иди, не бойся, – позвал её Николас.

Дочь смущенно наклонила голову, белые кудряшки упали на её лицо. Такие же непослушные как у Ральфа в далеком детстве. Прижимая вязанную куклу к груди, она подошла ко мне и, отворачиваясь куда-то в сторону протянула мне крохотную ручку. Я сжала её ладошку, Арианна посмотрела мне в лицо и улыбнулась. Сверкая темными глазками и чуть коверкая звуки, она радостно объявила:

– Ты – принцесса!

Принцесса… я прикрыла веки, удерживая слезы. А что ты хотела?

Не помогло, я ладонью отерла мокрые щеки, полно печалиться! Хотя бы не ведьма! Господи, она ведь совсем не знает меня… так, может быть, это к лучшему? Когда я уйду в следующий раз? Через сколько вернусь? И … вернусь ли?

Зачем ей такая мать?! Одной ногой то ли в лесу, то ли в могиле… и высоких, в кавычках, морально-волевых качеств!

Я сцепила челюсти.

– Ани? – тихо позвал меня Николас.

– Нет, моя радость. Я не принцесса, – сказала я девочке.

– Ани, до чего бы ты не додумалась, пожалуйста, не глупи, – устало попросил Никки.

Не глупи? Да уж какие тут глупости… Как я понимала свою маму сейчас… «Ложь во благо», так сказала мне Синтия в ответ на моё «почему?». Почему она не сказала? Вот он ответ, мама всего-то хотела уберечь меня от боли.

Ари беспомощно посмотрела на Никки, и я нашла силы ей улыбнуться. Николас любит её, нет, не так, он её обожает. Арианна отвечает ему взаимностью и зовет его папой. Всё не так уж и плохо.

Не зря я ещё прошлой зимой решила, что в свидетельстве о рождении Ари в графе мать должен стоять прочерк. Ей безопаснее быть Арианной Фостер. Тот самый знак…

Я потянулась к ней и, убрав светлый локон со лба Арианны, сказала:

– Зови меня Ана.

Она вся сжалась, личико её скривилось. Ари обняла куклу и