Сестра, став четырехкратной чемпионкой мира, приобрела еще большую популярность. О ней много писали. Она вошла в число десяти лучших спортсменов по итогам 1965 года. Советское торгпредство в ЧССР обращалось к ней: «Дорогой друг! Искренне поздравляя Вас с Вашим определением в число десяти лучших советских спортсменов, мы решили записать Вас в нашей золотой книге. Будем рады получить Ваше согласие на эту запись».

Поток писем еще более увеличивался. Ее популярность как спортсменки переродилась в популярность знаменитого человека. К ней обращались за советом как к близкому другу или матери. Одна девочка-сибирячка писала: «Я с давних пор мечтаю стать актрисой и о кино думаю больше, чем о чем-то другом. Не подскажете ли мне…» И Инга подсказывала…

Ее имя стало символом спортивной доблести, ориентиром для юных спортсменок. «Мои одноклассники говорят, – писала Горшкова Инна из Орехово-Зуевского района Московской области, – что я хорошо хожу на коньках, и зовут меня Ингой».

Инга была проникнута чувством большой ответственности, связанной с высоким положением известного человека.

Постоянные приглашения выступить в том или ином трудовом коллективе, вузе, воинской части, все увеличивавшийся объем общественной работы стали составной частью ее жизни. Ее общительность и доброта побуждали людей искать с ней встречи. Были среди них знаменитые производственники, заслуженные фронтовики, студенты, к которым она была особенно добра, популярные актеры, певцы, поэты… Как-то, найдя маленькую книжечку Роберта Рождественского, я увидел на титуле надпись, сделанную автором: «Знаменитой и хорошей Инге – от человека, который в коньках ни бум-бум. Р-Р-Р-Р». Там есть такие стихи.

Сейчас очень много Инг, названных этим иностранным именем в честь Инги Артамоновой.

Веселая и бесхитростная, она положительно влияла на людей, сразу же располагала к себе.

Был ли у нее какой-либо недостаток? Был. Из-за своей доверчивости она не всегда отличала искренность от хитрости. Более того, людей суровых на вид, неприветливых, жаловала, по незнанию, в меньшей степени, чем веселых и удалых. Сегодня эти люди веселятся за твоим столом. Завтра их можно не найти. Послезавтра они могут пройти мимо, сделают вид, что вовсе не заметили…

Приходило разочарование от таких мелких выходок, но оптимизм брал в ней верх. Это была Инга. Ошибающаяся и вновь верящая в людей. Недостаток? Нет, достоинство! Отними его у нее – и была бы уже не Инга, а кто-то другой.

Она была естественна в отношениях с людьми, но быть постоянно на виду у всех – немалое напряжение. Это равнозначно умению держаться на высоте. А когда находишься на высоте, необходимо думать о равновесии. Инга его сохраняла.

Она с видимой легкостью взлетела на высочайший пик спортивной славы. Это была награда за весь тот нелегкий путь в спорте, который она прошла. Всей своей жизнью она как бы вторила словам известной песни: «В спорте надо жить ярко, надо побеждать честно».

Впоследствии она хотела заняться тоже каким-нибудь очень важным делом. При всей любви к спорту она бы в нем не осталась. Ее увлекала романтика неизведанного, совершенно нового. К тренерской работе ее почему-то не тянуло. Возможно, потом кто-то и сожалел бы о ее решении сменить область деятельности: «Эх, если бы Ингу сюда, да она б, и не бегая на коньках, повела бы всех за собой – своим духом».

Повести за собой других – не так мало для человека. Но для Инги этого мало. Когда-то она делала больше, выступая на ледяной дорожке. И в поражениях ли, в победах – всегда с аплодисментами. Она не любила себя так, чтобы восхищаться собой очень, но ей нравилось, что ее любили окружающие. И она, вероятно, имела право быть любимой, поскольку любовь эту завоевала своим трудом.

Я знаю, что она исчезла бы потом со спортивного горизонта и, как яркая звездочка, вновь засветилась бы где-нибудь в другой части «неба».

Но в спорте она еще долго собиралась оставаться. Она заботилась о максимально успешном выступлении в каждом соревновании. Перед первенством мира она специально долго не виделась со своими друзьями. Когда же оставался один-два дня до отъезда, начинала всем названивать, ходить в гости, балагурить, дурачиться, чтобы создать себе атмосферу беззаботности, психологической легкости, интуитивно осознавая, что организму это «раскрепощение» совершенно необходимо. Она относилась к числу тех выдающихся спортсменов, которых, казалось, вообще никто никогда не учил управлять своим настроением, гасить эмоциональное возбуждение или активно выбираться из тупика заторможенности, отвлекаться от окружающей обстановки, которая тебя окончательно может положить на лопатки, и ты уже не боец. Это очень важно в спорте. Инга понимала.

И наоборот, после чемпионата мира она не будет тренироваться неделю, прибавит в весе килограммов пять, хотя почти ничего не будет есть, но зато много спать.

К чемпионату мира 1966 года Инга готовилась со свойственным ей прилежанием. По результатам прикидочных соревнований на «первом льду» в конце 1965 года она была подготовлена лучше всех своих подруг по сборной. Спортивная форма ее хорошо сохранилась с прошлого сезона. Казалось, что в пятый раз она сможет стать сильнейшей конькобежкой мира.

Перед Новым, 1966 годом она всем своим знакомым отправила поздравительные открытки, в которых было неизменное пожелание успехов в работе, здоровья, счастья в личной жизни. Этого счастья она желала всем…

Если бы убийца мог себе представить, что его ожидает после, когда все от него отвернутся?

Я много раз замечал, что даже у самого циничного человека появляется на лице подобие улыбки при виде чьей-то непосредственности, или теплоты, или бескорыстности… То ли воспоминание детских лет озаряет его лицо, то ли еще что, сказать трудно… Не сознавая себя в эту минуту, циник безотчетно тянется к добру, хотя и не ставит перед собой задачу сделаться лучше. Прекрасное влечет его. И может быть, в нем никогда не пробудится это прекрасное, но ему лестно почувствовать себя причастным к нему.

Воронин всегда находился во власти своего настроения, он стал его рабом.

Его прочили когда-то в спортивные «звезды», но в «звезду» он не вырос. Не хватило настойчивости. Здоровых увлечений стало меньше, жизнь для него теперь заключалась в достижении максимальных благ. Наступали, правда, озарения, но дальше разговоров дело не шло. Ему не хватало последовательности. Он был трутнем.