Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бык от неожиданности остановился, как вкопанный, как и я, не веря в происшедшее. Тяжело дыша и оглядываясь по сторонам, он решал, как повести себя дальше. Заметив меня на лавочке, медленно повернулся и стал приближаться ко мне. Я понял, что пришло время срочно ретироваться.
Зайдя в дом, взял жену за руку и подвел к окну, выходящему на улицу. В это время бык подошел к нашему палисаднику, злыми глазищами выискивая очередную жертву и, не найдя ее, начал чесаться боком об угол. Не поверите, бревенчатый дом зашатался.
Татьяна ойкнула.
Спустя пять минут подошла Капитолина и повела своего подопечного в сторону фермы.
« « «
А еще в деревне был огромный (выше, чем мне по пояс) козел с выпуклыми желтыми глазами. Двое взрослых мужиков длительными тренировками научили животное при виде прохожего догнать его, опереться передними конечностями на грудь, заглянуть своими дьявольскими глазами в лицо человека. Козел не бодался, не приносил человеку никакого урона. Только пристально всматривался в глаза.
Ощутив однажды на себе этот дьявольский взгляд, женщины не подпускали его близко. Узрев рогатое чудо, они от мала до велика меняли маршрут и ускоряли шаг. Иногда им приходилось переходить на бег.
А однажды Магуришна, женщина лет шестидесяти, убегая от козла, запнулась и упала. Тот стал на нее передними копытами и гордо поднял морду, как победитель бойцовского турнира. Так женщина пролежала на земле под стражей рогатого чудища более получаса, боясь шелохнуться. Освободил ее подвыпивший сосед, отпустивший по этому поводу скабрезную шутку.
Жалобы женщин на козла сделали свое дело. Хозяину пришлось выслушать нелицеприятные упреки. И пока жена с сыновьями были в городе, лишил козла жизни, снял с него шкуру и прибил ее снаружи на стене дома.
Как я «зарубил» церковный праздник
Магазин в Наволоке не работал — не могли найти продавца. Каждый понедельник сюда приходила автолавка.
В очередной понедельник, рано утром, я переплыл на лодке из Воец в Наволок. Было девять утра. Лавка приходила ровно к десяти. Я сел на лавочку у дома, где останавливалась машина, закурил, стал ждать.
Кстати, в доме, возле которого я расположился, жила симпатичная добрая бабушка, которая готова была помочь любому, попавшему в трудное положение.
Прошло полчаса томительного ожидания. Хлопнула внутренняя дверь, в коридоре дома раздалось бурчание бабули. А вот она сама вышла на крыльцо, держа в руке металлический совок с горячими углями. Что-то бормоча под нос, зашла за угол пятистенки. Минут через пять показалась с другой стороны дома. Бормотание прекратилось, когда она увидела меня:
— Что ты здесь делаешь, уважаемый? Нужна помощь?
— Да нет, спасибо. Вот ожидаю автолавку.
— Вот придумал. Автолавка завтра будет.
— Что, график изменился?
— Нет, как всегда по понедельникам.
— Значит машина сейчас приедет.
— Дык сегодня воскресенье.
— Нет, бабуля, сегодня понедельник.
— Ты твердо уверен?
— Твердо, бабуля. Вы что-то перепутали.
— Ох, головушка моя непутевая…
Бабушка резко отбросила от себя в огород совок с рдеющими углями. После чего… такой ненормативной лексики я не слыхал даже из уст пьяных шутников.
В это время подошла автолавка.
« « «
Как позже рассказала Капа — дочь бабули, ее мать перепутала дни недели, считая, что тогда было воскресенье. Этот день совпадал с большим церковным праздником. Вот бабушка и проводила с утра церковный обряд: читая молитву, обкуривая дом. Ошибка оказалась для нее большим ударом.
Мурманчане и мурманчане
В селе на Новгородчине, где у нас дачный домик, многие судьбы накрепко связаны с Мурманской областью. Кто-то из мурманчан каждый отпуск проводит на малой родине. Другие вернулись с севера в родные дома. Некоторые не появляются здесь из каких-то принципиальных соображений. Хотя каждый из них использует любой случай, чтобы узнать, как можно больше о бывших односельчанах.
Ушло больше пятнадцати лет, чтобы разобраться в этом многообразии «мурманчан». Информация о них накапливалась постепенно из разговоров, рассказов долгожителей.
Первое, что я понял, это наличие двух групп переселенцев. Одних советская власть выслала на север, как кулаков. Других — туда же, как запятнавших себя связями с полицаями на оккупированной фашистами территории.
Раскулачивали многодетные семьи, достигшие зажиточности. Зачастую на них доносили односельчане, рассчитывающие заполучить в собственность чужое добро. Раскулачивали даже тех, кто из предметов «зажиточности» имел лишь швейную машинку
Попали в раскулаченные и те, кто по пьянке распускал язык, отрицательно характеризуя советскую власть. У всех таких переселенцев все время ссылки жила тяга к родным местам, домам, друзьям. Возвращались те, кто сумел найти себя на севере, устроить там свою жизнь, или кто не чувствовал вины перед односельчанами, чьи дома оставались бесхозными, кто имел деньги, чтобы поставить на родине новый дом. А кто не имел таких возможностей, вступал в контакт с родственниками и ежегодно приезжал к ним в отпуск. Помогали по хозяйству, отдыхали.
Имевшие связи с полицией в годы войны, отсидели на севере положенные сроки и стали перед дилеммой: как быть? Куда податься? Кто-то оставался на севере, другие возвращались в родные места. В деревне не любят об этом вспоминать. Если и говорят, то спокойно и, кажется, без оценок и равнодушно.
Кредит без отдачи
Весна. Был обычный выходной на даче. Перед входом на свой участок я заканчивал рубить дрова, заготовленные еще зимой. Только присел на чурбак отдохнуть, перекурить, как ко мне подошел незнакомый мужчина лет сорока, одетый в рыбацкий камуфляж с рюкзачком на плече. Поздоровались. Спросил, где можно найти Ивана Петрова.
— Да вот его дом, — указал я на соседский пятистенок.
Чужак помялся, о чем-то раздумывая, а потом, видимо, решился сказать правду:
— Знаешь, не хочу показываться на глаза его жене, а у меня еще пара пузырей с собой. Сам понимаешь…
Хорошо зная Тоню Петрову, я не удивился реакции мужчины. Видимо, он в прошлом уже сталкивался с ее дурным характером.
— Так что, позвать его?
— Буду благодарен.
Через пятнадцать минут Иван уже обнимал, как оказалось, своего доброго друга Василия. А чтобы завязавшийся разговор не был на сухую, перешли ко мне во двор, к столику под яблоней. Я вынес рюмки и закуску. Пока ходил в дом, накрывал на стол, Иван с Василием продолжали начатый разговор. Как я понял, до перестройки они работали на одном предприятии. Оба столяры —