одного дня. Во вторник я уже орудовал топориком. Горка дров подрастала.

«««

На появление рядом со мной молодой черно — рыжей собаки я не обратил внимания. Она сидела и внимательно следила за моими действиями.

Следующим утром она явилась чуть позже, держа в зубах добрый веник, связанный из прутьев ивы. Собака подошла и положила свою ношу у моих ног.

— Ну, спасибо, псина — погладил я ее — придется с тобой рассчитаться.

Я вынес из дома двойной бутерброд с бужениной. Собака жадно его съела.

Через час раздался звонок от жены. Она сообщила, что меня ждут на работе. Возникла потребность в продолжении и срочной публикации моего очерка.

Я быстро собрался и двинулся к автобусу, который ходил от соседней деревни. Собака провожала меня.

«««

Так вышло, что на даче я появился только через пять дней. Подойдя к двери, я онемел: низ двери был обкусан почти насквозь. Одно из двух: либо собака мстила мне за предательство, либо хотела попасть в дом ее хозяина, который забыл открыть дверь.

Ни в тот, ни в следующие дни собака не появилась.

Я до сих пор чувствую вину перед своим младшим братом.

«««

Оглядываясь назад, я вспомнил еще один случай.

Зима. Выйдя из дома на рыбалку, я увидел пса серо — седой масти, который шел вдоль улицы, пошатываясь в безветренную погоду. Чувствовалось, что каждый шаг давался ему с болью. Увидев меня, он лег. По его телу шла дрожь. Даже не представляю, что могло произойти с собакой. Но помочь ей я был обязан. Вернулся в дом, взял большую эмалированную миску, налил в нее приготовленный для меня суп и вынес псу.

Тот усиленно задвигал ноздрями, но к миске не подошел.

Я вновь зашел в дом, а когда минут через десять вышел, миска была пуста.

Мне так захотелось, чтобы собака выжила. Нашла свое место в этом мире.

Голод — не тетка

Это были рыбалки со льда в разные годы. Объединяло их одно — большой снег и низкая температура. Птицы, оставшиеся в районе Ильменя на зимовку, голодали. Для того, чтобы выжить, они кардинально изменили свое поведение. У них изменились заложенные в гены запреты и даже чувство самосохранения. Судите сами.

Чтобы противостоять холоду, я хлебнул из фляжки свои сто граммов и закусил бутербродом с салом. Шкурка у сала была жесткая, не поддающаяся зубам. Пожевав, я выплюнул ее на лед у своих ног. В это время хищник ударил по блесне. Я вытащил из лунки приличного окуня. Сняв его с крючка и бросив в рыбацкий чемоданчик, с крайним удивлением заметил, что, несмотря на мои резкие движения, к выброшенной шкурке сала подлетела синица и, не обращая на мои действия никакого внимания, интенсивно выклевывала из кожицы крупинки жира.

За время той рыбалки я подбросил синице еще один кусочек сала. В течение двух часов птичка раз семь подлетала ко мне, чтобы подкормиться. Кажется, мы тогда даже подружились. Как говорится: голод — не тетка.

«««

Другая зимняя рыбалка состоялась годы спустя. Опять: высокий снег, низкая температура. Давление атмосферы не менялось уже несколько дней, а потому клев был отменный. Крупного окуня и щучек я клал в рыбацкий ящик. Мелких окуньков бросал рядом с собой на лед.

Подлетела ворона и начала скакать рядом, метрах в трех от меня. Я решил провести эксперимент. Взял в руку маленького окунька и протянул его в сторону вороны. Та остановилась на месте, повернула голову одним глазом оценивая обстановку. Сделала один, второй прыжок ко мне. Вновь постояла и вновь прыгнула ко мне. Рассчитав расстояние, сделала самый длинный прыжок, схватила из моей руки окунька и отлетела на безопасное расстояние. Наступив на рыбку одной ногой, начала рвать его клювом, пока не съела полностью.

Таким образом ворона съела семь окуньков. Последних двух рыбок она брала из моих рук, совершенно не опасаясь

«««

И третий случай. Я рыбачил на льду далеко от берега водоема. Пришло время перекусить. Остатки черного хлеба отбросил в сторону. Минут через пятнадцать с разведочным полетом возле моей лунки появился голубь. Сев на лед около краюхи, он долго наблюдал за мной, прежде чем начать пиршество. Немного поклевав мякиш, голубь неожиданно взлетел и пропал вдали. «Наелся» — подумал я. Но ошибся.

Вскоре к куску хлеба подлетел уже знакомый мне голубь с подругой. Под его наглядом партнерша без тени страха стала клевать хлеб. Затем к ней присоединился мой знакомый. И вновь неожиданно улетели.

Дальше — больше. Третьим заходом ко мне подлетела уже стайка голубей. Доклевав хлеб, они еще долго ходили по льду рядом, как бы ожидая подачки. К сожалению, продовольственных запасов у меня уже не было.

Оказалось, что голуби, в отличие от синиц и ворон, более коллективное сообщество. Но все птицы переступили чувство страха, чтобы не погибнуть от голода.

Сохранение вида

Лет восемь назад в верхнем углу фронтона нашего дачного дома пара ласточек свила (вернее, слепила) гнездо. Самка села на яйца, самец подкармливал ее. Когда вылупились два птенца, они стали полными хозяевами гнезда. Родители только успевали удовлетворить их голод.

Ближе к осени птенцы начали делать попытки взмахнуть крыльями, вылететь из гнезда. Осознав это, родители стали помогать детенышам сделать первый пробный полет. И здесь, к моему удивлению, родителям стали помогать другие сородичи, выделывая около гнезда настоящие акробатические фигуры в воздухе.

В результате совместных усилий птенцы совершили первые полеты.

Как показали дальнейшие наблюдения, коллективная заинтересованность родичей в успехе первых полетов птенцов объясняется еще и тем, чтобы обезопасить жизнь молоди от посягательств хищных птиц. Я не раз следил за «воздушными боями» ласточек, коллективно атаковавших молодого ястребка, покушавшегося на жизнь птенцов. И что характерно, победа всегда была на стороне ласточек.

Видимо, чувство сохранения вида глубоко заложено в генах этих птиц.

Урок чести

Аркадьич — бывший начальник УГРО — не мог себя найти, выйдя на пенсию. Поэтому он любил поговорить с соседями по даче, обсудить с ними последние новости. А потом и распить бутылочку.

В тот день, приехав на дачу, Аркадьич зацепился языком с другим любителем поболтать. Привезенную с собой сетку с водкой, колбасой, хлебом опустил на землю около лавочки, на которой они сидели.

Время бежало быстро, пора и за стол. Аркадьич опустил руку, чтобы взять сетку, а ощутил пальцами шерсть местной собаки

Захлебнувшись от гнева, он задал собаке глупый вопрос:

— Где моя сетка?

Собака взвизгнула, но продолжала лежать.