– По паспорту он Арнольд, – пояснила Мавра, – а крестили его Андреем, так все и звали. Когда мне исполнилось семнадцать, отец решил имя сменить, стал Андреем и в паспорте. А мы с сестрой остались Арнольдовнами. У отца нашего был бзик на имена. Я Мавра. Это православное, очень редкое имя, сколько раз меня переспрашивали: «Как вас зовут? Марфа?» Имя Олимпиада тоже есть в святцах, но оно очень громоздкое. Сестра всегда представлялась Липой. Как я уже сказала, наши с ней отношения прервались после ее побега. Она просто испарилась. Годы прошли, а от нее никаких известий. И вдруг! Звонок в дверь моей московской квартиры. На часах семь вечера, сочельник. В те годы представители советской интеллигенции признавались в своей вере в Бога. Писатели, художники, композиторы покупали у спекулянтов иконы, вешали их в комнатах. Сомнительно, что кто-то перед ними молился, образа были просто данью моде. На Пасху и Рождество в Доме литераторов устраивали ночные посиделки в ресторане. Мы с Мишей собирались уезжать, гостей не ждали. Домработница открыла дверь и закричала: «Мавра Арнольдовна, вас спрашивают». Я вышла в прихожую и увидела оборванку в прямом смысле этого слова. У вешалки стояла грязная, до изумления худая баба в замызганной одежде. С ней ребенок непонятно какого пола в ужасном пальто и стоптанных ботинках. Ни обувь, ни одежда были на них не по сезону, на улице мороз, время уютных шуб, теплых шапок, сапог на меху.

Я очень удивилась, спросила:

– Вы к кому?

– К тебе, Мавра, – ответила нищенка. – Не узнаешь? Я Липа.

Ильина переменила позу.

– В ресторан мы в тот день не попали. Я отправила сестру и ребенка в душ и побежала к мужу. Когда Липа с ребенком вышла из ванной, мне стало понятно, что это мальчик. Я подобрала в своем гардеробе платье для Липы, колготки, обувь. И для мальчика нашлись брючки и рубашечка. У нас с Мишей детей не было, но у мужа имелся ребенок от гражданской жены. Они разошлись задолго до нашего с Мишей знакомства, сын остался с отцом, его мать сбежала с любовником. Игорь жил с нами, я его всей душой полюбила. Старые вещи ребенка лежали в чемодане на антресоли. Мы в те годы ничего не выбрасывали. Короче, взрослые сели за стол, Игорек увел малыша в детскую. Я стала расспрашивать Липу, и та поведала жалостливую историю.

В Москву ее привез шофер, который остановился в Грунске, чтобы купить в сельпо еды. Моя сестра в это время стояла у магазина, считала копейки в кошельке. Красивая девушка понравилась водителю, он предложил ей уехать с ним в столицу. Олимпиада побежала домой за документами. Ей повезло, в избе никого не оказалось, Липа опустошила коробку с семейной кассой, схватила свой паспорт, и прощай, Грунск.

Мавра приложила ладонь к чайнику, позвала горничную, велела принести горячий чай и продолжила рассказ.

Спустя неделю в нашем офисе собралась интересная компания. В большом кресле устроилась Мавра, одетая в любимом стиле подружек Николетты. На диване сидел Бобров, напротив него, тоже в кресле, расположилась Татьяна. На моем письменном столе лежали общие тетради и папки, которые мы с Борисом нашли в потайной комнате сарая Димкиных, переделанного под логово хакера.

Мавра повторила рассказ, который я уже слышал. По мере того, как разворачивалось повествование, лицо Вениамина меняло цвет. Когда его родная тетя сообщила о появлении в ее доме в сочельник Липы, бизнесмен побагровел.

– Я сын любовника моей матери?

– Да, – подтвердила Мавра. – Водитель на протяжении не одного года использовал сестру для сексуальных утех, а когда та забеременела, попросту выбросил ее на улицу, как ненужную вещь. Липа устроилась домработницей в семью, несколько месяцев жила у хозяев, но когда те поняли, что прислуга ждет ребенка, они отказались от ее услуг. Как-то Липе удалось найти православный приют для женщин, попавших в беду. Ей там помогли, дали комнату, кормили, потом Липа родила близнецов, двух мальчиков. Мать и дети продолжали жить в приюте, но когда малышам исполнилось четыре года, скончался милосердный человек, на деньги которого существовала богадельня. Все жильцы оказались на улице. И куда ей деваться?

– Господи, – пробормотал Вениамин.

– Несколько месяцев сестра бомжевала, – продолжала Мавра, – спала в подвалах, выпрашивала еду у магазинов. Она оказалась в отчаянном положении: жить негде, денег нет, двое детей на руках. А потом настала зима. У мальчиков не было ничего теплого, на улице трещал мороз, и Липе пришлось поехать в Грунск. Отец встретил блудную дочь не по-библейски. Тельца закалывать не стал, праздника не устроил, сердито спросил:

– Нагулялась? Нахлебалась счастья? Чего приперлась?

Липа стала просить оставить ее с детьми в отчем доме. Но алтарник ответил:

– Еще чего. Ты у меня совета ехать в Москву спрашивала? Решила жить своим умом? Деньги все сперла? Ешь теперь кашу, которую заварила.

И тут на помощь Олимпиаде пришла незнакомая девочка по имени Катя, лет ей тогда, наверное, было девять-десять, она сказала:

– Давай мальчиков себе заберем! Они вырастут, будут огород копать.

– Двое мне тут не нужны, – пробурчал алтарник, потом схватил одного ребенка и велел Олимпиаде: – Отдавай его документы!

Липа, которой стало совсем плохо, протянула отцу метрику. Тот взял свидетельство о рождении и вытолкал дочь с другим пареньком на мороз. Липа побрела к калитке, ее догнала Катя.

– Я тебя не знаю, – сказала она, – но хочу помочь. Здесь деньги из моей копилки.

– Спасибо, детка, – заплакала Липа. – А ты кто?

Катя опустила голову.

– Когда я родилась, Андрей Алексеевич женился на моей маме, он мой отец. И очень хочет сына, а детей у них с мамой больше пока нет, только я одна. Поэтому папа на жену все время кричит. Еще он очень зол на вашу сестру Мавру, которая вышла замуж за богатого человека. Ему одна прихожанка все рассказала. Андрей Алексеевич узнал, где зять работает, приехал к нему на службу, попросил: «Я отец вашей жены, алтарник, бедствую, помогите Христа ради». А тот его выгнал. Вот вам адрес Мавры, я у отца из телефонной книги переписала. Вы к сестре съездите. Может, она вас не выгонит.

Мавра на секунду прервала рассказ, сделала глоток воды и заговорила:

– Ну, и Липа послушалась Катю. А что ей оставалось делать? Всю ситуацию я знаю только со слов сестры. С отцом общаться не имела желания. Катю никогда не видела, но знаю, что она живет в Москве. Можете считать меня бесчувственной, но я не испытывала ни малейшей любви ни к отцу, ни к другой родне, – отрезала Мавра, – мы чужие люди.

– Однако вы помогли Олимпиаде, – возразил я.

Ильина склонила голову к плечу.

– Ваня, я забочусь о бродячих животных, сын по моей просьбе открыл для них приют. Просто пожалела дуру-бабу и ее ребенка.

Я решил задать вопрос, который давно висел на языке:

– У Липы не было высшего образования, каким образом она стала редактором?