Схема была рабочая, черта с два подкопаешься.

Нет, можно рыть дальше. Например, искать посредников — кто-то да видел Вурдалака живьем. К сожалению, те из мытищинских братанов, кто с ним общался, сами в число живых давно не входили. Можно подключить агентуру, затеять широкомасштабные мероприятия. Но это все долго. А времени у нас нет. Должен быть какой-то другой путь. С другого конца.

— Мы проверили информацию Бульдозера по документам, которые делал Вурдалак, — сказал Куратор, когда мы встретились с ним в парке Коломенское. — Все документы прошли соответствующую регистрацию.

— То есть их забивают в базы данных миграционной службы? — удивился я. — Ну тогда это не такой широкий круг лиц.

— Можно попытаться выявить коррупционеров, которые на подсосе у Вурдалака.

— А ведь этот продажный чиновник может знать Вурдалака. Ведь мошенник тот его как-то подтянул, ввел в дело. Тут игрушки с сайтами и электронными адресами не прокатят. Нужно живое общение.

— Ты прав, — кивнул Куратор.

— Значит, проведем эксперимент. Закажем паспорт по электронному адресу, который дал Бульдозер. Отошлем деньги и посмотрим, кто его поставит на учет.

— Уже начали прорабатывать. Два дня нужно на подготовку. А потом мы пошлем запрос.

— Если денег не жалко, — усмехнулся я.

— Для такого дела готов из зарплаты заплатить.

— Ну, у вас и зарплата.

— Пошути мне еще… Будь готов…

Операция прошла в штатном режиме. Правда, заняла она больше времени, чем рассчитывали. Пришлось заказывать не один, а два фальшивых паспорта.

Первый раз удалось выяснить, кто его поставил на учет, и обложить продажного чиновника соответствующей техникой.

Когда заказали второй документ, технари ждали, кто выйдет на связь с коррупционером из миграционки, предварительно срисовав все его мобильные телефоны и компьютеры. Для этого даже пришлось провести в квартире негласный осмотр. Но овчинка выделки стоила.

Была зафиксирована передача данных коррупционеру для нового документа…

Об Иуду из ФМС не стали даже мараться — может быть, потом пригодится в наших играх или Куратор отдаст его в лапы соответствующих органов. Это не так важно. Главное, установили его контакт — некий Иосиф Нейман.

Специалисты ФСБ обложили его всей мыслимой и немыслимой техникой. Еще неделя — и мы имели полное представление о шайке фальсификаторов.

Руководит шарашкой сам Нейман, пожилой еврей, еще при советской власти дважды судимый за подделку документов и спекуляцию. Новая российская Фемида тоже отмерила ему срок — на этот раз за мошенничество и подделку документов. Сейчас он владел мастерской по реставрации старинных книг. Заодно изготавливал поддельные бумаги. Похоже, он и есть тот самый знаменитый Вурдалак.

Доказательства его преступной деятельности? Нет их? А они нам нужны? Достаточно революционного правосознания и нагана за поясом. И еще короткого приказа Куратора:

— Работайте.

В тот день Нейман совершал ежедневный моцион по арбатским переулкам, в одном из которых у него была тихая квартира. Он ласково жмурился на летнее солнышко, наслаждался жизнью. Только что получил хороший транш, и у него были все поводы для радости. Главное, что в этой жизни у него есть деньги. Потому что тем, у кого денег нет, тому и жить незачем — как говаривал герой пьесы Островского.

Он свернул на Большой Афанасьевский переулок. И тут хрупкая фарфоровая ваза его безмятежности была вдребезги разбита грубым тараном действительности.

— Иосиф Абрамович? — Догнав Неймана, я преградил ему дорогу и продемонстрировал удостоверение. — Полиция. Пройдемте с нами.

— На каком основании?

— По подозрению в совершении преступления. Вы можете хранить молчание, — хмыкнул я. — Но недолго.

— Что вы себе позволяете? Я требую адвоката.

— Будет. Все тебе будет. И адвокат, и Холокост.

— Что?!

— Заткнулся, живо. — Я врезал ему аккуратно, но больно, под дых. Он захлебнулся кашлем, и я его толкнул в руки Батыра, который препроводил мошенника в салон фургона марки «Форд».

Мы допрашивали его с Робином в фирменном подвале в Медведково. Он действительно был похож на упыря — длинная шея, волосатый острый кадык, бледное лицо с синим отливом и выступающие вперед зубы. Страшненький такой.

Хорохорился он и твердил что-то о пятьдесят первой статье Конституции ровно до той поры, пока не понял, что его не задержали, а тупо похитили. После этого он только вздыхал, демонстрируя вечную скорбь еврейского народа.

Мы доходчиво объяснили, что ему надо сдать некоторых клиентов.

— Моя фирма — это, прежде всего, репутация, — возмутился Вурдалак. — Если узнают, что информация ушла от меня…

— Как же тебя, старого мошенника, с такими талантами до сих пор не прибрал какой-нибудь чекист на связь? — поинтересовался Робин.

— Умею дистанцироваться.

— Вурдалак, твой бизнес нам без надобности, — сказал я. — Ты работаешь, чтобы жить, или живешь, чтобы работать?

— Работаю, чтобы жить. Я отношусь к существам разумным.

— То есть не из идейных борцов, рвущихся на баррикады.

— Никогда, — замахал руками Вурдалак.

— Ну, значит, договоримся. Так?

— Договоримся, — обреченно понурился он.

Отличительная особенность арабских городов — страшная антисанитария и общая запущенность. Люди будто задаются целью максимально загадить свою среду обитания. Вон, у «Синей мечети», минареты которой сейчас переливаются в лучах солнца своими великолепными изразцами, еще можно пройти, не рискуя вляпаться в коровью лепешку. Дальше это становится затруднительно.

Я сидел в кафешке, выходящей на Дворцовую площадь — место расположения главных достопримечательностей города. За соседними столами во весь голос галдели на своем каркающем языке немцы — туристическая группа, приземлившаяся здесь на обед. Прошелестела дисциплинированно группа японцев и заняла место в очереди за блюдами — шведский стол — мечта туриста, возможность прибавить пару кило к живому весу.

Туристов сюда как магнитом тянули «Синяя мечеть» одиннадцатого века и дворцовый комплекс семнадцатого века. Через квартал отсюда раскинулись развалины античного рынка. От старинной площади расходились улицы красивых многоэтажек, которые в конце девятнадцатого века были построены англичанами. Сегодня общими усилиями туземцев они приведены в состояние разрухи — лепнина сбита, стены исписаны. Особенности местного менталитета.

Я меланхолически жевал лепешку с острой мясной начинкой — дай бог, не отравят, — запивая ароматным восточным кофе.