— Пойдём к рации, надо бы нам эту Карловну разыскать, да потолковать с нею, — Славку уже заинтересовала возможность не уродоваться несколько недель с топором — на плетни здесь материала набрать несложно, а народ в создании ивовых конструкций здорово поднаторел.

* * *

Славка бредёт по краю полей. Ниже, на пологом склоне балки разбиты огороды. Плотные изгороди окружают делянки, на которых чего только нет. Особенно буйствуют тыквы, выросшие из семян, что были с собой у Веры. Нафига они им? Тыквенный сок давить? Тот самый, от которого так тащился Гарри Поттер? Его бабушка тоже всегда их выращивала. Потом он, обливаясь потом и сыпля проклятиями, волок пару этих тяжеленных штуковин домой, в городскую квартиру, где они мешались всем, иногда до самой весны, пока не наступало время их выбросить.

А вот и морковка, свёкла и несколько незнакомых растений. Капуста выглядит ужасно, хотя обильно полита. Картошка почти вся выкопана, оставлено несколько кустов, вероятно для получения семян. Клубни, как он слышал, пересадили на влажные почвы к самой речке. Сейчас ещё не поняли, два здесь урожая можно снимать или три, проверяют разные варианты. Их прошлогодняя посадка наудачу дала нормальный результат — из каждого клубня выросло, как минимум пять, а в этом сезоне картошку сажали, разрезая картофелину на части, так что осенью уже и на еду немного будет. А то уже вкус совсем забыл.

Вот делянки с пшеницей. Каждый, выявленный ими сорт высажен отдельно, причём не в одном месте. Под навесом за столом их стихийный агроном Коля просматривает листки светло-серой бумаги, делает записи.

— Привет! А где у нас участок подсолнухов? — интересуется Славка.

— Отдельно не высаживал. Непонятно, как с ними проводить селекцию. Когда созреют, отберу самые крупные семечки из самых больших головок, да и посажу на опытном участке, часть под зиму, а часть весной. Тогда только и появятся хоть какие-то зацепки, как с ними дальше работать.

— Записи твои, они о чём?

— Это я переписал статьи из Рипиного ноута про генетику, селекционную работу, опыление, прививки. Знаешь, на картошке, оказывается, тоже можно целую кучу опытов поставить. Опять же есть интересные возможности работ в направлении получения гибридных сортов. Дикой моркови и свёклы наши охотники нашли несколько разновидностей, а у Веры были культурные семена. Не знаю, что получится, но попробовать придётся всё. Кстати, та дикая картошка, что девчата в прошлом году привезли, тоже у меня здесь растёт.

А весной высажу в грунт несколько ростков фиников. Вот уж где веселуха начнется. Персик только один дал росток, зато винограда верных три сорта взошло из семян. Так что работы тут и нашим внукам хватит.

Волчок-подросток ткнулся носом в Славкины ноги.

— На вот, угости его овсяным печеньем, — Коля протягивает на ладони несколько комочков, — без этих баловней нам здесь быстро труба придёт. Знаешь, сколько любителей корнеплодов, оказывается, живёт по окрестностям. Основной рацион у этих сторожей — суслики. И ещё с десяток видов мелких тварей.

Влажный нос проходится по Славкиной ладони, потом он чувствует зубы, но не в прихват, а просто промах неопытного едока. Не укус, но напоминание, что рядом — хищник.

Хорошо с Колей, его ни о чём не надо спрашивать. Выкладывает подряд и без пропусков. «Как с трибуны съезда», — говаривал про таких Славкин дед.

Скажем — про капусту. Вовсе она не нормальная, а толи Брюссельская, толи Пекинская, толи вообще Кольраби. Пакетик был не подписан, а Вере его втюхала на рынке какая-то разговорчивая торговка.

Про морковь тоже непонятно. Написано было, что «коротель», но они не знают, даст ли она семена, и что из них потом вырастет. Свёкла обычная, из собственных семян, хоть тут душа не болит.

А еще у Коли высажено с десяток травок со съедобными корешками, что употребляют дикие животные. Что-то сам нашёл, некоторые принесли охотники. По энциклопедии определились почти все, но про их пищевую ценность или способы приготовления отыскать ничего не удалось. Одно напоминает цикорий. Зато в аптекарской части огорода полная ясность. Рипа и еще одна девушка, которая всех стрижёт, частенько туда наведываются и уходят обычно не с пустыми руками.

А вообще в посёлке нынче новая мода — все делают кленовые ложки. Только стамеска с полукруглым жалом на всю деревню одна единственная, и на неё длинная очередь. И, кстати, пора взглянуть на испытания зерноуборочного комбайна, как раз вот-вот должен мимо проследовать.

По пологой тропе поднялись в степь к пшеничному полю. Девчат-трусильщиц сегодня здесь нет, зато от дальнего конца, а до него более двух километров, прямо через пшеницу парень катит тачку. Колесо идёт между рядками, пара выставленных вперёд прутиков наклоняют колосья над длинной ванночкой, где они попадают под действие двух вращающихся барабанчиков, бьющих по ним своими рёбрами-палочками. Зёрнышки редким дождиком вылетают в подставленную ёмкость, а стебли, как ни в чём не бывало, распрямляются за спиной «тачечника».

В конце поля — остановка. Подходит помощник и добыча ссыпается в мешок. Славка успевает разглядеть ремешки, передающие вращение от колеса на «выбивалки», которые в состоянии покоя тоже удаётся рассмотреть. Три параллельные палочки, концами укрепленные на деревянных дисках, сквозь центры которых и проходит ось вращения.

Хлеборобы что-то подтягивают, смазывают пару мест, а потом второй берётся за ручки, плавно разгоняет конструкцию до скорости пешехода и идёт на следующий заход, удаляясь в поле, дальний край которого отсюда не виден.

— Час на дорогу туда и обратно, — поясняет Коля. — Сейчас трусится умеренно, килограммов двадцать за один заезд. На такой делянке одного агрегата достаточно, как до конца доходят, приходит пора начинать сначала. Сто — сто пятьдесят килограммов в день. И так — почти всё лето. Парни иногда восемь раз успеют обернуться по холодку, если день не очень жаркий, а случается, и четыре. Жаль, девчата-трусильщицы разъезжаются, с ними тут весело было.

— Что думаешь в следующем году сеять? — про девчат Славке неинтересно.

— А все три сорта и посеем. Они разные по всем параметрам. Тот, у которого самый длительный период созревания и низкая урожайность даёт самую лучшую муку. Второй поспевает дружно, буквально за один проход комбайна должен собраться, муку даёт умеренного качества. Мы его короткими проходами посеем, а то когда корыто комбайна наполняется, то везти становится тяжело. Нужно чаще разгружаться.

Третий сорт родит очень много, но тоже постепенно вызревает, начиная от корня колоса в мае, и до кончика в сентябре. Мука из него не очень хорошая, но на многие случаи годится.

— А в этот раз у нас какая пшеница посеяна? — Славка еще не всё для себя уяснил.

— А здесь смесь. Как собрали в прошлом году всё подряд, так вперемешку и посеяли. Это нынче мы с самого начала сортируем зёрнышки по виду, а к этой весне я только для опытных делянок успел наковырять из общей кучи. Да с пшеницей еще не один год работать. Какая-то лучше вырастет, если с осени посадить, иную наоборот, попозже сеять, возможно, выгоднее будет. Потом, в природе она за лето пересеивается, так, может быть и нам стоит её не один раз в год сажать. И на плуге один лемех убирать нужно, а то три рядка идут на правильном расстоянии, а потом дистанция гуляет, и комбайн начинает промахиваться. Он ведь пару линий захватывает. Опять же волы с тремя лемехами справлялись неважно. Парням, что их должны были подгонять, тоже пришлось в лямки впрягаться, помогать тянуть. Они, кстати, так и подружились. Перестала скотина шарахаться от человека, который вместе с ней такую тяжесть тащил. А всё равно, неправильные у нас волы, хилые, и больше любят бегать, чем груз таскать.