– Хватит! – выкрикнула Беда.

Она понимала, конечно, что Хамелеон быстро оправится от шока и мгновенно исцелится, сменив обличье, но просто не могла спокойно наблюдать его страдания. Что бы отец ни натворил, он всё-таки отец – готов был ей помогать… И даже хотел жить одной семьёй!

Футляр на мгновение завис, будто прислушиваясь к доводам, затем медленно развернулся и поплыл в воздухе… прямо в лапы морского дракончика!

– Летим! – скомандовал Карапакс.

Драконята расправили крылья и взмыли в затянутое тучами ночное небо. Беда чуть отстала, чтобы не задеть никого крыльями.

– Свиток мой! – вопил в спину Хамелеон. – Я найду вас и верну его! Вы ещё пожалеете! Он мой! Мо-ой! Мо-о-ой! А-а-ар-р-р!

Беда покосилась на угрюмо сжатые челюсти Карапакса, потом обернулась к Луне, которая нервно сжимала и разжимала когти.

Самый опасный свиток в Пиррии был теперь в их распоряжении. Только вот смогут ли они распорядиться им правильно?

Драконята долго летели на юг, стараясь оторваться от возможной погони. Беда не переставала тревожно оборачиваться и прислушиваться, не хлопают ли позади зловещие чёрные крылья.

Привал решились устроить, когда внизу потянулись каньоны и ущелья поглубже. Выбрали просторную пещеру у самого дна и развели огонь у задней стены, чтобы никто не увидел сверху.

Беда торопливо проглотила свою порцию дичи, сторонясь остальных. Карапакс ещё не потерял свой целительный камушек, но всё равно было бы неприлично зацепить кого-нибудь снова.

Морской дракончик положил магический свиток на высоком уступе в глубине пещеры. Все драконята то и дело поглядывали туда, но Беде показалось, что ночная интересуется больше других, и смотрела она как-то странно.

Что, к примеру, означал тот взгляд? А этот? Эх, уметь бы тоже читать мысли!

– Не надо было этого делать, Карапакс, – заговорила вдруг Луна. – Не стоит применять магию без особой необходимости… А может, и вообще не стоит. Разве ты не беспокоишься о своей душе? Как ты, кстати?

– Знобит слегка, – пожал он крыльями, – но злобы прибавилось разве что самую чуточку.

– Нет, я серьёзно! – Она с упрёком глянула на хихикающего Вихря. – Я же читала, что случилось с Альбатросом!

– С моим кровожадным предком? – усмехнулся морской дракончик. – Ну, моё колдовство совсем мелкое, и никаких неприятных последствий я не ощущаю… А если вдруг захочется убивать, вы заметите и примете меры.

Луна промолчала, но явно не успокоилась.

– Если с волшебным даром обращаться осторожно, то ничего страшного, – наставительно заметил Холод. – У нас в ледяном королевстве дракоманты всю жизнь обдумывали, какой подарок преподнести племени, что-нибудь красивое и полезное, а потом применяли магию всего один раз, и всё было прекрасно.

– Да ну? – прищурился песчаный. – А я слыхал, какая-то королева у вас всё-таки спятила под конец, очень-очень давно.

Ледяной дракончик в замешательстве переступил лапами.

– Ну, может быть… но та как раз колдовала чаще, чем стоило бы – если ты о ней.

– Кстати, что теперь делать со свитком? – напомнила Беда. – Отнесём на Яшмовую гору и отдадим Глину?.. И его друзьям, конечно, – спохватилась она.

– Можно и так, – задумчиво проговорил Карапакс, – но я считаю, что такой властью не должен обладать никто, каким бы добрым ни был. Всё равно опасно для души.

– Ну почему же, – возразил Вихрь. – Кто-нибудь очень мудрый и добрый мог бы справиться. Вот, например, королева Тёрн…

– А почему не королева Глетчер? – обиженно фыркнул Холод.

– Никому нельзя его отдавать! – нахмурилась Луна. – У свитка уже есть хозяин.

Огонь костра потрескивал в тишине, пожирая скудные остатки хвороста, который удалось собрать в каньоне. Драконята не сводили глаз с ночной, и Беда невольно задумалась, какие мысли она сейчас слышит в их головах.

– В каком смысле? – спросил наконец ледяной.

– Ты о ком? – помрачнел песчаный.

– О дракоманте, который этот свиток создал, – пояснила Луна. – Вложил в него всю свою магию, чтобы применять потом, не вредя своей душе. Разумно, правда? Обезопасить мир от того, кем мог бы стать…

– А заодно достичь неограниченной власти, – хмыкнул ледяной.

– Всё равно это разумно, – упёрлась ночная. – Если использование магии не сделает его злым, то творить он станет только добрые дела.

– «Будет»? – переспросил Вихрь. – Луна, ты вроде бы говорила о старинной легенде. Почему же…

– Потому что… – она осеклась, но потом решительно продолжила: – Потому что он всё ещё жив!

– Кто жив? – вскинулся Холод.

– Он замурован! – Ночную как прорвало, слова повалили, словно дым из пасти. – Я услышала его голос у себя в голове ещё в первые дни на Яшмовой горе. Он сидит где-то под землёй совсем один, голодает… Только свиток может помочь ему выбраться! Вот я и… обещала… что поищу.

– То есть, найдёшь и отдашь ему? – прищурился Карапакс. – Что ж, по крайней мере, справедливо – это его магия, в конце концов.

– Луна! – вскочил ледяной, вздыбив игольчатый гребень. – Кто он такой?

– Ну… – замялась она. – Ты только не забывай: всё, что о нём знают, могло за две тысячи лет исказиться, да и известно только со слов его противников. Так что… доподлинно никто не знает, каким он был, и…

– Ты говоришь о Мракокраде?! – заревел Холод. – Это не розыгрыш?

– Зачем так орать? – поморщился Вихрь, приподнимаясь.

– Если Мракокрад замурован в одиночестве и голодает, он того заслуживает!

– В самом деле? – фыркнула Луна. – А как же та ночная, замороженная по недоразумению? Ты сам её освободил, а ведь она старинный враг всех ледяных!

– Да, но у Люты нет никакой жуткой магии.

Луна вскочила, в гневе приподняв крылья.

– Жуткой? – рыкнула она. – Это какой же, чтения мыслей и предсказания будущего? Моей жуткой магии?

– Ну, не только… – Ледяной покосился на Карапакса.

– Угу, – буркнул тот, – и моей тоже.

Беда усмехнулась, показывая когти.

– Надеюсь, хотя бы моей ни у кого больше нет.

– Он убил собственного отца, – продолжал Холод, – нашего Ледяного принца. Да твоё собственное племя боится и ненавидит Мракокрада!

– Да, – признала ночная, – но они тоже почти ничего не знают о нём.

Песчаный дракончик прищурился:

– А ты, выходит, знаешь?

Слова его повисли в воздухе. Беда перехватила взгляд Вихря, устремлённый на Луну, и осознала, что прямой смысл у вопроса далеко не единственный. В нём звучало: «Если Мракокрад так для тебя важен, то почему ты не рассказала нам раньше?» и даже: «Значит, он для тебя важнее, чем я?»