Обратимся снова к древним источникам. Все они говорят о каких-то двух катастрофах, разделенных 52-летним промежутком (здесь Великовский — видимо, для большей убедительности — приписывает бурятам, эскимосам, грекам, китайцам и всем прочим названным им народам то, что раньше говорил только о древних евреях и «мексиканских аборигенах», то бишь майя). Иными словами, столкновение кометы Венера с Землей не было единоразовым. И вот почему. Вторгшись в Солнечную систему, чудовищная хвостатая гостья не просто пролетела сквозь нее в непосредственной близости от Земли. Не только она своим притяжением вызывала на Земле гигантские катаклизмы, но и земное притяжение, в свою очередь, повлияло на комету. Оно искривило ее орбиту и тем самым превратило эту орбиту в периодическую. Вместо того чтобы умчаться в межзвездную пустоту, комета Венера, обращаясь по новой, уже периодической орбите, спустя 52 года снова стала приближаться к Земле — и вот тогда-то она так замедлила ее вращение, что вызвала «остановку Солнца», смещение сторон света и изменение сезонов. Видимо, говорит Великовский, одним из частных последствий этого второго «столкновения» было потрясшее весь Ближний Восток землетрясение, в результате которого рухнули стены Иерихона; по мнению Великовского, это куда более научное объяснение «иерихонского чуда», чем рассуждения о каком-то «резонансе» каменной кладки стен со звуками еврейских труб. (Любопытно, что поэт Анри Волохонский однажды предложил еще и третье, не менее убедительно объяснение: согласно ему, иерихонские стены были, возможно, построены на костях умерших людей, и, когда эти кости услышали зов труб, они решили, что настал день Страшного суда, когда, по словам пророка Иезекииля, кости должны облечься плотью, и потому поспешили восстать, опрокинув крепостные стены.)

Разумеется, и в этом втором столкновении Земля, в свою очередь, снова оказала воздействие на Венеру. Конечным результатом всех этих воздействий был переход Венеры на замкнутую околосолнечную орбиту, подобную орбитам «настоящих» планет. Но до этого Венера в течение долгих столетий оставалась не вполне предсказуемой небесной странницей и потому продолжала наводить на человечество мистический страх. Поэтому новая, неожиданная пертурбация, превратившая ее в «обычную» планету, должна была быть воспринята, как «низвержение» злобного и угрожающего вестника небес. И Великове кий находит подтверждение тому в знаменитых — и загадочных — словах пророка Исаии: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: „взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой…“» (Исаия 14:12–13). По Великовскому, пафос Исаии — несомненно, пафос очевидца, испытывающего чувство избавления от многовекового страха; стало быть, Исаия был современником или близким потомком современников низвержения заносчивого «сына зари», его «падения с престола»: «денница», утренняя звезда, «упала с неба» (иными словами, сдвинулась ближе к горизонту) и перестала пугать народы (то есть утвердилась на постоянной, предсказуемой орбите).

Но «эпоха столкновений» на этом еще не закончилась. Времена Исаии (и Гомера) были временами рождения Древней Греции и Рима — VIII–VII века до н. э. Но почему-то римский философ Сенека называл их астрономическим водоразделом между старой и новой эпохами, ибо до этого, говорил он, «центр небосвода находился в созвездии Большой Медведицы». А в индийских источниках утверждается, что был момент, когда географическое положение всех мест на Земле изменилось на 500–900 миль. А Птолемей и независимо от него арабские ученые указывали местоположение древнего Вавилона на два градуса севернее, чем дают современные раскопки. А древние обелиски в Южной Америке и Египте, некогда ориентированные по сторонам света, сегодня смотрят в другие стороны. И наконец, астрономический год состоит сегодня уже не из 360 дней, как до VIII века до н. э., а из 365,25 дня.

Не слишком ли много свидетельств, чтобы ими пренебрегать? Ведь все они, если вдуматьтся, говорят об одном и том же — что в VIII–VII веках до н. э. Земля испытала еще одно космическое столкновение, резко сместившее ее ось, а с нею — полюса и стороны света. А в Библии рассказывается о произошедшем как раз в это время еще одном «чуде» — о загадочном поспешном отступлении армии царя Синаххериба от стен осажденного и готового пасть Иерусалима. Это невероятное спасение обреченного города произошло в ночь на 23 марта 687 года до н. э. Так чем же объяснить его, если не еще одним «космическим столкновением»? Именно оно сместило ось вращения Земли и подтолкнуло Венеру на ее окончательную, нынешнюю орбиту. И кто же был виновником этого космического катаклизма на сей раз? Снова Венера? Нет, говорит Великовский, на сей раз — Марс!

Почему именно Марс? Великовский объясняет свое неожиданное утверждение следующим любопытным образом. В талмудических источниках, говорит он, Венера и Марс ассоциируются с двумя архангелами, которые дважды спасли народ Израиля: один — во времена исхода, другой — во времена Синаххериба. Стало быть, желаемое доказано: «столкновение исхода» было с Венерой, а «столкновение Синаххериба» — с Марсом. Сближение Земли и Марса должно было вызвать чудовищный электрический разряд между ними, и именно этот разряд, эта космическая молния, говорит Великовский, как раз и уничтожила массы ассирийцев, осаждавших еврейскую столицу; уцелевшие же в панике отступили от стен города. Но не только Библия и Талмуд, по Великовскому, подтверждают факт прохождения Марса вблизи от Земли. Факт этот подтверждается еще и «странной осведомленностью древних источников» (Гомера и Вергилия) о наличии у Марса двух спутников (ныне не видимых с Земли невооруженным глазом). Это древние могли увидеть только при очень близком прохождении Марса около Земли.

Таким образом, «период космических катастроф», в течение которого Солнечная система судорожными толчками перестраивалась, чтобы включить в себя новую планету — соседку Земли и Марса — и превратить ее в нынешнюю «прирученную» Венеру, растянулся с XV по VII века до н. э. В течение всего этого времени три планеты сближались и расходились в пространстве, то и дело «соударяясь» друг с другом в катастрофических столкновениях, которые меняли их космические траектории (равно как и весь их внешний облик). Недаром кто-то из врагов Великовского язвительно заметил, что его «теория» напоминает, скорее, «космический пинг-понг», в котором планеты прыгают, как пластмассовые шарики, сталкиваясь друг с другом и отскакивая по все новым и новым траекториям. Вдобавок всякий раз это происходит именно в тот момент и именно таким образом, когда (и как) необходимо автору для согласования со всеми без исключения библейскими «чудесами».

Это язвительное обвинение можно, однако, обратить в не менее язвительное оправдание теории. Что, если, напротив, — это библейские «чудеса» на самом деле описывают реально происходившие космические катастрофы? Великовский был уверен, что дело обстоит именно так. Сомневался он в другом: можно ли доверять папирусу Ипувера в той его части, которая говорит о вторжении в Египет — именно в дни катастрофы — каких-то неведомых азиатов?

Откуда у него вдруг эти сомнения? Если Ипувер прав и в тот момент, когда (если верить Великовскому) евреи уходили из Египта на восток, на Синай, оттуда, с востока, в Египет двигались какие-то азиатские орды, то на узком Синайском перешейке два этих человеческих потока неминуемо должны были столкнуться. Уходящие из Египта евреи должны были встретиться с идущими в Египет гиксосами. Ибо «азиаты» Ипувера — это, конечно, гиксосы; другие «азиаты» никогда в Египет не вторгались. Но Библия ни словом не упоминает о встрече евреев с какими-то гиксосами! Она даже имени такого не знает. А коль скоро так, то, возможно, папирус Ипувера в этой своей части недостоверен. Но если он недостоверен в одной части, то можно ли доверять ему во всем остальном? Однако, отбросив Ипувера, Великовский лишился бы независимого от Библии доказательства «столкновения миров». Выход один: нужно доказать достоверность папируса Ипувера и во второй его части. А для этого нужно «найти» в Библии упоминание о чем-то вроде встречи евреев с гиксосами.