Однако лицо сестры излучало только благостность и свет. Беатриче сияла, воркуя над рисунком, на котором Андреа Мантенья изобразил малютку Леонору.

— Это кроха унаследовала лучшие черты родителей! — восклицала Беатриче.

Изабелла не могла отделаться от мысли, что сестра говорит это, только чтобы утешить ее, неспособную родить сына. Она не знала, что отвечать Беатриче, уже родившей одного мальчика и ожидающей другого. Ибо в такой громадной утробе, где поместился бы даже теленок, мог находиться только здоровый малыш мужского пола, но никак не девочка.

Толстая нянька привела маленького Эрколя. Толстуха крепко держала его за руку, чтобы малыш не споткнулся. У сына Беатриче были сияющие темные глаза и яркие темно-каштановые волосы. Он унаследовал чувственные губы Лодовико. Изабелла схватила малыша на руки и покрыла его голову и лицо поцелуями. Мальчик смущенно уткнулся тете в плечо, поэтому поцелуи Изабеллы пришлись в основном на волосы. Юный Эрколь извивался у Изабеллы в руках, а она пыталась заглянуть ему в глаза.

Беатриче называла сына Максимилианом, что неизменно заставляло сестру морщиться.

— Макс, спой-ка свою новую песенку тете Изабелле, — попросила Беатриче.

Мальчик отказывался, яростно мотая головой.

— Макс, а ну-ка покажи нам, где твой братик?

Ручка малыша, словно стрела, уткнулась в материнский живот.

— Скажи тете Изабелле, как его зовут.

— Франческо! — выпалил сын.

— В честь великих воинов — дедушки и дяди, — гордо промолвила Беатриче.

Изабелла прекрасно понимала, что после отказа Франческо поддержать Лодовико он вряд ли назовет своего второго сына в честь дяди. Мальчик — если ребенок окажется действительно мальчиком — получит имя в честь покойного кондотьера, что восседает на великолепном коне работы Леонардо. Изабелла решила перевести разговор на более безобидную тему.

— Как ни гневался Лодовико, как ни затягивал magistro работу, результат превзошел все ожидания!

— Даже император Максимилиан был потрясен статуей, — отвечала Беатриче. — Magistro оказал нам всем великую честь.

— Лодовико будет польщен тем, что тебе понравилась статуя. Прошу, не откажись завтра утром сопровождать меня, — таинственно добавила Беатриче, — уверяю, ты не пожалеешь.

На следующее утро Изабелла вместе с Беатриче отправились на западную окраину города к монастырю Санта Мария делле Грацие — пристанищу монахов-доминиканцев. Лодовико пожертвовал монастырю немалую сумму. Беатриче превозносила щедрость мужа. Однако Изабелла видела за этой щедростью и другие мотивы — доминиканцы были влиятельной политической силой. Теперь, после смерти Лоренцо Великолепного, фра Джироламо Савонарола с удвоенной энергией принялся за искоренение людских пороков. Чем больше Лодовико ублажал доминиканцев, тем меньше они совали нос в его дела.

Едва войдя в церковь, Изабелла была поражена контрастом между камерной атмосферой этого места и давящим пространством собора Дуомо. Беатриче повела Изабеллу в центр апсиды, где они остановились посередине пространства, ограниченного четырьмя арками. Сестры подняли глаза вверх. В круглое окно проникали скудные лучи зимнего солнца, освещая фрески на потолке. Узор из закругленных линий гармонировал с совершенными полусферами арок.

— Маэстро Браманте три года занимался расширением апсиды, — сказала Беатриче, — но смотри, что получилось в итоге!

— Действительно великолепно, — согласилась Изабелла. — Такое величие и благодать — редкое сочетание!

— Я знала, что тебе понравится, — промолвила Беатриче. — Здесь будет наш последний с Лодовико приют. Поэтому мы не поскупились на отделку. Только посмотри, какие прекрасные хоры. Я часто думаю, как хорошо будет лежать здесь, слушая лучшие голоса Милана!

— Прошу тебя, не говори так, Беатриче. Ты слишком молода для таких мыслей. — Изабелла коснулась живота сестры. — Смотри, какой громадный. Наверняка малыш уже навострил ушки и слышит все наши речи.

— Лодовико всегда повторяет, что окажется здесь гораздо раньше меня и именно поэтому так спешит с отделкой. Как всегда, шутит, но он уже пообещал доминиканцам, что отделка церкви, трапезной и жилых помещений будет завершена до конца года.

— И он готов исполнить обещание?

— Сомневаюсь, — улыбнулась Беатриче. — Главная фреска поручена magistro.

Беатриче повела сестру через внутренний двор в трапезную — большую прямоугольную комнату с простым деревянным столом и скамьями в центре. Одинокий монашек вытирал пол — скрип метлы эхом отражался от стен. Большая фреска, изображающая Распятие, украшала одну из стен.

— Комната кажется пустой и холодной, — заметила Изабелла.

Беатриче прошептала:

— Говорят, что здесь проводятся суды инквизиции. От этого места у меня мурашки по коже. Бедные монахи! Им приходится здесь трапезничать.

— Веселиться монахам не пристало, — шутливо возразила Изабелла, — а мрачность этого места наверняка приближает их к Господу.

— Я собиралась показать тебе место, где должен трудиться magistro, — добавила Беатриче. — Мне и самой хочется немного пошпионить за ним. Леонардо обещал мужу, что немедленно приступит к работе, но что-то я его здесь не вижу. Ни кистей и красок, ни набросков на стенах. Герцог снова разозлится.

— А что это будет за фреска?

Изабеллу, как обычно, занимало все, что касалось Леонардо и его ближайших планов.

— Герцог заказал ему фреску на стене, противоположной Распятию. Сцену, в которой Спаситель вкушает последнюю трапезу вместе с двенадцатью апостолами.

— А зачем вы заказали Распятие другому мастеру? Не лучше ли было поручить magistro расписать всю комнату?

— Я знала, что ты догадаешься! — воскликнула Беатриче. — Действительно, Распятие написано другой рукой.

Изабелла рассматривала фигуры Спасителя и двух злодеев на крестах.

— Работа достойная и выразительная, однако композиция, на мой вкус, бедна и перегружена деталями. Художник рассказывает историю, но мало смыслит в перспективе. Эту фреску никак не мог нарисовать сам Леонардо.

— Художник завершил работу вовремя и не попросил ни единого лишнего дуката сверх обещанных, чем весьма нас порадовал. Конечно, мы надеялись поручить обе фрески Леонардо, но Лодовико рассудил, что вряд ли magistro допишет хотя бы одну. Поэтому Распятие писал мастер из Ломбардии Джованни Монторфано. Конечно, его нельзя даже сравнивать с Леонардо, зато свою работу художник начал и закончил в положенный срок. Кроме того, Лодовико попросил Леонардо вставить в законченную фреску наши портреты вместе с детьми.

— И когда же Леонардо приступит к «Тайной вечере»?

— Ты же его знаешь! Magistro уверяет, что уже начал приготовления, но он так рассеян! Остается надеяться, что он не станет углубляться в изучение молитв ради того, чтобы пририсовать наши фигуры со сложенными руками.