— Кто вы, простите? — переспросил Гэлбрайт.

— Вас беспокоит Сеймур, — раздался из динамика успокаивающий старческий голос

Когда до Гэлбрайта наконец дошло, кем был человек на другом конце провода, его сердце непроизвольно отозвалось на звук этого имени гулким стуком.

— Простите меня, господин главный инспектор, здесь просто плохо слышно, — начал оправдываться он.

В этом телефонном разговоре Гэлбрайт, возможно, впервые за всю свою карьеру полицейского инспектора, позволил себе солгать Сеймуру. Ложь заключалась в том, что на самом деле в телефонную будку из главного зала этого подвального бара не доносилось ни звука. Гэлбрайт позволил себе подобную вольность в разговоре с господином главным инспектором по той простой причине, что ему хотелось оправдать свою собственную невнимательность, сославшись на ситуацию, которая якобы мешала ему.

К счастью для него, господина главного инспектора Сеймура в данную минуту не волновало, в каких условиях сейчас находился его подчиненный. Он, не дослушав до конца жалкое оправдание Гэлбрайта, обратился к нему со своей просьбой:

— Гэлбрайт, я хотел бы встретиться с вами наедине.

Эти, казалось бы, безобидные слова главного инспектора произвели на Гэлбрайта неожиданное впечатление. На мгновение он почувствовал боль в правом ухе, как будто барабанную перепонку проткнули острием очень тонкой иглы. В его глазах потемнело...

— Принято, господин главный инспектор, — ответил Гэлбрайт, опираясь свободной рукой о стену телефонной будки. — Когда мне...

— Я бы предпочел не откладывать встречу. У вас есть время?

— Я в вашем распоряжении, господин главный инспектор, сейчас только утро.

— Это хорошо, я не хочу откладывать это на завтра. Так вы сможете?

— Да, конечно.

— Отлично. Вы знаете, где я живу?

Гэлбрайту захотелось ответить «Откуда мне это знать?», но он вовремя сдержался от этой нервной вспышки. Но на самом деле, с какой стати ему знать адрес главного инспектора? И, если уж на то пошло, почему бы им не встретиться в полицейском управлении в его кабинете? К чему вся эта конспирация?

— Нет, но я...

Инспектор был готов найти адрес главного инспектора среди вороха бумаг в отделе полицейского участка, но его собеседник не дал ему договорить.

— У вас есть на чем писать?

— Подождите секунду...

Гэлбрайт начал рыться в карманах. Да, вот она, его маленькая записная книжка, которую он доставал в тех случаях, когда ему нужно было записать чей-нибудь домашний номер или адрес.

— Все готово, диктуйте.

Зажав трубку между ухом и плечом, инспектор прижал записную книжку к стене телефонной будки и, достав ручку, приготовился записывать.

— Итак, пишите — Ролло, пятьдесят пять, — начал Сеймур. — Это недалеко от Портлендского государственного университета.

Улица Ролло, пятьдесят пятый дом. Гэлбрайт, стараясь не выронить телефонную трубку, крупными буквами записал этот адрес в свою записную книжку. Выводя последнюю цифру, он услышал, как Сеймур спросил:

— Вы можете приехать немедленно?

Инспектор, закрыв свою записную книжку и положив её во внутренний карман пиджака, схватил трубку в руки.

— Да, господин главный инспектор, я постараюсь приехать к вам как можно быстрее.

— Может быть, вам будет удобнее через один-два часа? — казалось, будто Сеймур удивился словам собеседника.

— Я могу сделать это в любую секунду.

— Хорошо, Гэлбрайт. Жду вас.

Гэлбрайт забыл попрощаться — господин главный инспектор Сеймур уже закончил разговор. Гэлбрайт вернул телефонную трубку на прежнее место и, поправив галстук, вышел из телефонной будки. Переступив порог, он почувствовал легкое покалывание в глазах — простояв в темноте весь разговор, он несколько отвык от света. В зале бара всё ещё играла музыка. К агрессивным аккордам фортепиано присоединился странный индустриальный скрежет — как будто поезд останавливал своё движение.

Привыкая к дневному свету, Гэлбрайт едва не столкнулся лицом к лицу с молодым официантом. Тот, увидев входящего в зал инспектора, остановился и, легким кивком указав на барную стойку, бодро доложил:

— Пицца готова, забирайте свой заказ.

— Спасибо вам... — Гэлбрайт хотел обратиться к официанту по имени.

— Меня зовут Лоуренс, Лоуренс Уилкокс, — весело сообщил ему парень.

— Мои благодарности вам, Лоуренс. Передайте привет отцу!

— А каково ваше... — теперь парень захотел узнать имя своего собеседника

— Зовите меня просто Гэлбрайт. Ваш отец всегда обслуживал меня в этом заведении.

Гэлбрайт подошел к стойке. На ней лежала четвертинка толстой лепешки, которая была щедро намазана кетчупом. Всё это безобразие было завернуто в пропотевший полиэтиленовый пакет. Приглядевшись повнимательнее, Гэлбрайт рассмотрел тёртый сыр, запеченный при высокой температуре, под которым были спрятаны два кусочка бекона. «Негусто», — подумал инспектор, которому одного вида этой еды было достаточно, чтобы начать корить себя самого за то, что попался на рекламу бармена, который явно пытался всучить своему клиенту товар далеко не первого сорта.

— Сколько я вам за это должен? — Гэлбрайт, не спешивший брать пакет в руки, обратился к скучающему бармену.

Тот взял в руки прайс-лист и начал считать в уме. Инспектор заметил, как у него заметно вздулись вены на лбу. Наконец, бармен назвал покупателю сумму. «Боже мой», подумал Гэлбрайт, «за один несчастный бокал пива (пусть и подогретого) и крошечный кусочек пиццы мне нужно отдать столько же денег, сколько я обычно трачу на покупки в продуктовом магазине». Не то чтобы инспектор был особенно жадным и скуповатым — нет, инспектору просто было немного неудобно платить за еду, на поедание которой уходит пять минут, такую же сумму, как за припасы, которых хватает на три дня. Но ничего не поделаешь, правила рынка — это закон, и как человеку, работающему в полиции, Гэлбрайту это было очень хорошо известно.

Настроение Гэлбрайта было испорчено. Сердито бросив деньги на стойку, он схватил пропотевший пластиковый пакет и, поднявшись по ступенькам наверх, начал на ходу разворачивать его. Его первое впечатление от этого куска пиццы было верным — этот дешевый полуфабрикат едва поддавался жеванию, и ни один из его компонентов не имел никакого вкуса или запаха. Может быть, дело было в том, что пока инспектор разговаривал по телефону, пицца успела остыть, лежа на барной стойке, но Гэлбрайту не хотелось оправдываться перед самим собой за собственную глупость — раз уж он повелся на