Но едва Анна-Мария ему это изложила, как профессор интеллектуально возбудился и призвал на помощь святого Фому Аквинского,[75]который в свое время установил, что женщина «нужна только для размножения», то есть фактически выполняет функцию инкубатора. Этот святой Фома находился под влиянием писаний античных философов, у которых вычитал, что определяющим фактором при зачатии является сперма, то есть что от отца происходит форма, или душа человека, а матка — всего лишь среда обитания плода, то есть женщина суть нечто сугубо материальное, грубое. Вот что говорил Аристотель в своем «Трактате о рождении животных»: «Если произведенное мужчиной движение (акт) полностью подчинит себе материю женщины, то родит она ребенка с полнотой признаков, которые происходят от отца. Если нет — то его неспособность перейдет на потомство и родится его противоположность, то есть девочка. Первое отклонение от нормы появляется тогда, когда вместо мальчика рождается девочка. Следовательно, женщину нужно считать видом натуральной деформации».

В этом античном опусе некоторые вещи с точки зрения биологии, может, и верно изложены. Но с точки зрения антропологии и этики — это ни к черту не годится! Я свою матку, в которой ты поселился благодаря хлещущей в нее сперме Леона, никогда не воспринимала как «среду». Она, эта матка, не менее значима в этом процессе была, чем сперматозоиды Леона. Матка моя, сыночек, трижды скальпелем изрезанная, никогда просто «сосудом» для спермы Леона не была. Я в своем теле смогла зародить новую жизнь — и это самое загадочное и прекрасное чудо на свете. Участие в нем мужчины — то есть моего Леона — измеряется несколькими миллилитрами эякулята, который вырабатывается и собирается в яйцах независимо от его воли и желания, все равно как сердце стучит, это же безусловный рефлекс. «Во имя матери» начинается жизнь, сыночек, как прекрасно сказал Эрри де Лука[76](его книги обязательно нужно читать!). «Во имя Отца и Сына» начинается только молитва.

И пускай себе этот Фома, премудрый компилятор античных теорий, пишет что хочет — хрен с ним. А господин Аристотель, сыночек, меня этим своим выпадом разочаровал совершенно. Строит из себя грека, а сам-то и не грек, македонец. Девочка как неспособность отца! Девочка как отклонение от нормы! Как сказала бы в таком случае Твоя баба Марта: «Господи, и Ты слышишь это — и молчишь!» А потом выматерилась бы от души, но по-немецки, чтобы вы с Казичком не поняли, что за слова она произносит.

Но даже для функции инкубатора женская суть слишком принижается, потому как по традициям иудаизма женщина нечиста в продолжении 40 дней после рождения мальчика и 80 дней после рождения девочки. По христианским же законам женщина может принять святое причастие не ранее, как через 40 дней после рождения ребенка обоего пола. Средневековое христианство запрещало на время беременности сексуальные контакты и в случае рождения мальчика продлевало этот запрет на тридцать дней после родов, а в случае рождения девочки — на сорок. То есть мужчина, зачавший девочку, наказывался более длительной сексуальной абстиненцией. Но и это, сыночек, еще далеко не все. Если чуть глубже копнуть — такие в истории интересные факты попадаются, что волосы дыбом.

В античные времена рождение ребенка повсеместно сопровождалось большой радостью. Если рождался мальчик, двери дома украшали оливковыми ветвями. А когда рождалась девочка — на дверь вешали всякие предметы, отпугивавшие злых духов. Однако сам факт рождения ребенка еще ни о чем не говорил: решение о том, жить ребенку или нет, принимал отец. На пятый или седьмой день после родов отец входил к матери в помещение, чтобы взять ребенка на руки — это автоматически означало, что ребенок становится членом семьи. Если же отец этого не делал — ребенок обрекался на смерть: его выбрасывали на помойку или выставляли прочь в глиняном горшке, который и становился его склепом. Мальчиков редко обрекали на такую смерть, девочки же погибали часто. Китайская практика последних лет, благодаря которой девочки в родильных залах просто не появляются, по сравнению с этим экстравагантным опытом кажется милой и деликатной безделицей. Следуя зову дарвиновской эволюции сохранять свой вид и род, который горячо поддерживают и священники, женщина производит на свет ребенка, через муки приводит в мир нового Божьего слугу — и тут же оказывается «загрязненной», «оскверненной». Причем если родит тельце с половым членом — она становится, в глазах некоторых, вполовину менее грязной, чем если появляется тельце с влагалищем. Это как же понимать?! Как бы теологи это ни объясняли, невозможно оправдать этот явный сексизм и абсурд. У меня в мозгу такая информация никаким боком к синапсам присоединиться не может. Свободных рецепторов, сыночек, у меня не хватает. Но профессор клялся и божился, что это чистая правда, в мудрых книгах вычитанная, а не небылицы, сочиненные под воздействием красного оплаченного мною красного вина.

Сознаюсь, сыночек, я ведь тоже немножко захмелела от вина-то красного. И задумалась, и воспоминаниями своими еще сильнее себе голову одурманила. А вспоминала я, как продлевала человеческий род Тобой, сыночек, в августе 1954 года. Это была жаркая летняя среда. У меня был выходной — я ж беременная была, для розничной торговли бесполезная: ни ящик с пивом не могла перенести, ни ящик с денатуратом или мешок с картофелем передвинуть. Даже бочку квашеной капусты или селедки мне уж было не перекатить.

С самого утра я чувствовала: это случится именно в тот день. Именно в тот день я подарю Тебя миру. Леон был на работе, бабушка возилась с плачущим Казичком, а я чувствовала, что в любой момент могу взорваться. Чувствовала себя как перед Большим Взрывом. Потому вскипятила воду на угольной печке, помылась в эмалированном тазике, надела элегантные трусы и комбинацию покрасивее. Грудь у меня тогда такая огромная сделалась, — ни один бюстгальтер надеть не могла, больно было, давило, поэтому груди уж оставила как есть. И бабушке Марте с полным убеждением сообщила: сегодня. Она обняла, нежные слова мне прошептала, потом, уже перед выходом, перекрестила мне лоб, открыла дверь и долго стояла на пороге, глядя вслед. А я пошла, не торопясь, в больницу, что на Пжедзамце находится, недалеко от Мокрого предместья. Меньше чем три с половиной километра, если спрямлять дорогу. На автобусе ехать не хотела, потому как в дороге выбоины были большие, автобус трясло, и я боялась, что на каком-нибудь ухабе выроню Тебя, сыночек, на грязный пол автобуса. В тот день было жарко — так в больницу-то я пришла вся вспотевшая. Показала паспорт с фотографией и отправилась прямиком в родильный зал. Там три женщины громко кричали от боли, но я на это внимания не обратила. Потому что чувствовала я, сыночек, удивительное спокойствие и умиротворение. Легла на кровать и стала думать о Леоне, я знала точно, что и он обо мне думает в своей карете «скорой помощи», с самого утра. Обо мне и о Тебе. Потом усатый очкастый доктор меня и мой живот осмотрел и долго расспрашивал об истории живота-то: справа, где аппендицит, вырезали из меня Твою сестренку Галинку, а снизу, над лоном — брата Твоего Казичка. Так что Тебе, сыночек, осталась левая сторона — родить Тебя обычным образом, вытолкнув из себя, я не могла по женской своей несуразности. По этой причине повезли меня в операционную на каталке, у которой колесики нещадно скрипели, несмазанные были. «Кесарево» для больницы — это лишние хлопоты, зато для меня хорошо, криков других рожениц слушать не нужно. Меня усыпили общим наркозом, вынули Тебя из моей матки — без моего участия — и зашили все обратно. Я поэтому, сыночек, не видела, как Ты свой первый вздох сделал. Я в наркозе была, в химическом сне без снов Тебя родила. По сути-то — и не рожала. Тебя как маленькую русскую матрешку из большой матрешки вынули. Я очень девочку хотела. Леон после Казичка тоже. И баба Марта девочку хотела. Но вот видишь — Ты парнем у нас получился. И с самого рождения Ты был не такой, как все. Самый выдающийся ребенок во всей больнице. А уж если не самый выдающийся — то точно самый тяжелый. Когда рождается ребенок, который весит 6,1 кг, то это всегда сенсация, большая и радостная. Это если сам. А Тебя вообще из меня вынули — раз, и 6,1 кг! Да, сыночек, это было многообещающее начало. Сегодня Ты стал бы сенсацией и новостью номер один в интернете на порталах о происшествиях, ньюсмейкером под заголовками «Ребенок-монстр родился на родине Коперника!» Из Тебя бы баннер сделали, и каждый клик способствовал бы росту рекламных доходов.