Я глянула на Эдеко, пытаясь понять, почему он решил сделать мне подарок сейчас, ведь при последнем нашем разговоре он грозил мне смертью. Эдеко ответил на мой взгляд решительно, не отводя глаз, и я внезапно поняла, что эта жемчужина вовсе не была подарком. Мне следовало заплатить за нее негласной клятвой никогда больше не говорить с Эдеко об Аттиле, во всяком случае, не говорить искренне. Я склонила голову и поблагодарила его за подарок теми словами на наречии гуннов, которым он сам меня научил.

Эдеко улыбнулся и расслабился.

— Рассказав Аттиле о заговоре, мы сообщили, что убедили Бигилу прочитать письмо Феодосия и узнали, о чем шла в нем речь. — Эдеко рассмеялся. — Видела бы ты, как радовался Аттила, слушая рассказ о моем хитром розыгрыше бедняги Бигилы. Аттила велел нам возвращаться к римлянам и передать, что нет нужды встречаться, раз уж он знает, о чем написал Феодосий. Мы с трудом сдерживали смех, наблюдая, как вытягиваются лица у Бигилы и его людей. Бигила никак не мог поверить, что мы предали его. А лицо Максимуса! Ха! Это было что-то! Он-то сразу все понял! И пока Бигила и Максимус обменивались многозначительными взглядами, мы сказали, что они могут переночевать на равнине, но к утру должны уйти. А потом оставили их ссориться между собой и решать, какие подношения помогут им вернуть внимание Аттилы. Утром мы отправили к ним Скотту со словами о том, что пора уходить. Как мы и надеялись, они стали обещать еще золота, шелков и жемчужин, лишь бы Аттила их выслушал. Скотта, получивший от нас соответствующий приказ, сначала уехал, подождал некоторое время, но потом вернулся, чтобы сказать, что ходатайствовал за них, и Аттила согласился встретиться после того, как женится на Эскам и вернется в свой город. Женится он завтра. Сегодня вечером я должен возвратиться к Аттиле, чтобы присутствовать на свадьбе. А потом мы приедем в город все вместе, Аттила, Эскам и римляне.

— Что Аттила сделает с Бигилой? — спросила я.

Эдеко пожал плечами.

— Об этом знает только Аттила. А ты присматривайся и прислушивайся ко всему, когда придешь прислуживать, и увидишь, как великий человек обращает в свою пользу даже самые неблагоприятные ситуации.

— Я уже это вижу, — сказала я, глядя Эдеко в глаза.

Он принял мой комплимент со скромной улыбкой.

— Мне пора, — тихо произнес Эдеко, продолжая смотреть на меня и не двигаясь. Потом он взял меня за руку, на ладони которой все еще лежала жемчужина, и сказал: — Я часто о тебе думал, там, вдали, и понял, что, когда женщина остается в одиночестве, без спутника и без свободы, воображение может стать ее врагом. Это я виноват в тех изменнических мыслях, которые когда-то пришли тебе в голову. Я должен был раньше уговорить Аттилу взять тебя на услужение. Увидев тебя в его доме, усердно трудящуюся и так хорошо ладящую с гуннками, я понял, что ты снова стала самой собой, а не той бедной одинокой женщиной, которая пришла в город Аттилы, чтобы принести богу подарок. Я возвращаю тебе свое доверие.

— Ты мудрый человек, — прошептала я.

И так, благодаря этой лжи, наша дружба была восстановлена.

Возвращение Аттилы с Эскам сопровождалось таким же празднованием, как и его приезд из Восточной империи. Девочки пели и разбрасывали цветы. Женщины с покрытыми головами пели вместе с девочками. Мужчины, не участвовавшие в процессии, пали ниц. Я же на этот раз стояла в самой гуще толпы и могла поднять голову и посмотреть на Аттилу и его свиту, когда он проезжал мимо. Я обратила внимание на то, что Эскам была совсем девочкой, похоже, даже младше моей знакомой маленькой гуннки. Она ехала позади Аттилы с низко опущенной головой, лицо почти полностью закрывали длинные черные локоны. Среди свиты, следовавшей позади Аттилы, я заметила Онегиза и решила, что он вернулся после выполнения своей миссии. Значит, Эллак уже занял место рядом с Куридахом.

Слуги должны были входить в дом сразу после великого вождя, если только они не ожидали его присутствия внутри, поэтому я вскочила и заторопилась сквозь толпу, как только увидела, что Аттила переступает порог. Но на этот пир пригласили так много гостей, что к тому моменту, когда я добралась до входа в дом, там уже собралась толпа.

— Как тебе новая жена Аттилы? — раздался позади меня голос, пока я ожидала своей очереди, чтобы войти. Я вздрогнула от испуга, поскольку не ожидала, что Эдеко заговорит со мной так просто, на людях, окруженный другими военачальниками.

— Она слишком молода, чтобы оценить свое новое положение, — ответила я шепотом, не поворачивая головы.

— Может, ты ей завидуешь? — спросил Эдеко.

Тогда я не выдержала и обернулась, чтобы посмотреть на него.

— Чему? Тому, что она выходит замуж за Аттилу?

— Нет, тому, что она молода.

Я снова отвернулась.

— Да, тут ты прав. Моя молодость уже позади. Если я ничего не путаю, мне только что исполнилось двадцать три года.

Эдеко придвинулся так близко, что я ощущала его дыхание на своем ухе.

— Почему ты не сказала мне об этом? Я бы принес тебе подарок.

— Ты и так принес.

— Одну жемчужину? — проворчал он. — Это не подарок. Я заберу ее сегодня, велю оправить в золото и прикрепить к цепочке, которую ты будешь носить на шее.

— Осторожно, — предупредила я, потому что мы подошли ко входу, и я уже видела скрещенные ноги Аттилы, сидящего на своем ложе. Но Эдеко лишь рассмеялся.

— Доверие ко мне теперь крепче, чем когда бы то ни было, — прошептал он.

Я улыбнулась. Так долго я думала о себе как о служанке, что забыла: я — дочь короля. Но в тот момент, когда я собиралась переступить порог и войти, кто-то проскочил вперед, оттолкнув меня в сторону и почти сбив с ног. К своему удивлению, я узнала в этом человеке Эллака.

— Он упал с коня и сломал запястье, — прошептал Эдеко. — Онегизу пришлось привезти его назад. — И он снова засмеялся.

Смелость Эдеко подняла мне настроение, и я поймала себя на том, что напеваю, разнося и накрывая столы вместе с другими слугами. Вошли римляне, и, когда каждый из них падал перед Аттилой на пол, вождь гуннов приветствовал его по имени. Я слышала, как он назвал Максимуса и несколько других имен, мне не знакомых, но имени Бигилы произнесено не было. И мне представилось, что Бигила сидит где-то, скованный цепью, скорее всего, за пределами города. После короткого приветствия римлянам и представления Эскам Аттила кивнул, дав охранникам знак привести Зерко. Позже, когда гном надоел гостям, Аттила кивнул снова, и Зерко быстро вытолкали прочь. И снова кивок Аттилы, и три его сына встали и запели уже знакомую мне песнь хвалы вождю гуннов. Но в отличие от куплетов девушек и женщин, в которых те сравнивали Аттилу с солнцем, луной и звездами, в песне сыновей звучали слова о его битвах и победах.

Меня удивило, что мальчики, так редко исполнявшие песни, оказывается, умели их сочинять. Сыновья Аттилы стали петь о нападении на Римскую империю, том, как во время него погибло много римлян. И тут я поняла, зачем они поют. Римляне попались на эту уловку. Некоторые из них не выдержали и заплакали в открытую, а Аттила сидел неподвижно и смотрел прямо перед собой. Уголки его губ чуть заметно подрагивали. Глядя на него, я ощутила прилив ненависти, и мое хорошее настроение тут же улетучилось.