посреди города с едва ли не полумиллионным населением, что даже без учёта приезжих и жителей деревень, хуторов и опытных станций — ужас как много!

Да проще иголку в стоге сена отыскать, чем там человека!

Много проще, особенно, если есть спички и магнит!

Ко всему прочему полицейское управление расформировали, комендантские патрули район тот прежде не патрулировали, а железнодорожный корпус реорганизуют, и жандармам точно не до запросов от смежников. Если и раньше некоторые сложности со взаимодействием возникали, то сейчас и вовсе на нормальное сотрудничество рассчитывать не приходится!

Меня бесплодные блуждания туда-сюда нисколько не прельщали, я даже скрывать этого не стал.

— А сами никак? Курсовую писать надо, не сдам — до экзаменов не допустят.

Георгий Иванович в ответ лишь фыркнул.

— Курсовые на ночных дежурствах писать будешь. Ночью ты нам без надобности.

— Ну спасибо! — в тон майору ответил я и спросил: — Уверены, что Крикун ещё из города не отбыл?

— И куда ему ехать? В Зимск? Так он прекрасно знает, что ничего хорошего ему там не светит. В прошлый раз они втихую уезжали, и всё равно приняли под белы рученьки. — Георгий Иванович встопорщил усы и указал на Жёлудя. — Вот их команда и приняла, к слову.

— Только я его не помню, — вздохнул Митя. — В те дни студентов с поездов пачками ссаживали.

Мы спустились с крыльца и зашагали к служебным воротам, где Городца дожидался легковой вездеход с эмблемой ОНКОР и надписью во весь борт «Комендатура». Шофёр с сержантскими нашивками не сидел в машине, а стоял рядом и бдительно поглядывал по сторонам.

Ну ещё бы! После покушения-то на комиссара!

Мы погрузились в автомобиль и покатили к вокзалу. Майор Городец откинулся на спинку сидения и начал инструктаж:

— Ходите вместе, не разделяйтесь. Там и другие наши сотрудники дежурить будут, Дмитрий их знает, а они знают Дмитрия. В случае обнаружения Крикуна, ничего самостоятельно не предпринимайте, укажите на него группе наружного наблюдения и отчаливайте.

— Жандармы в курсе нашей операции? — уточнил я.

Георгий Иванович покачал головой.

— Нет. Во избежание утечки информации их в известность не поставили.

Я в который уже раз не удержался от тяжёлого вздоха.

— А не думали, что Крикун может заметить меня первым?

— И что с того? — хмыкнул Городец. — Разве секретарю дисциплинарного комитета возбраняется посещать вокзал?

— Не возбраняется, — признал я. — Но слоняться там весь день напролёт…

— Так не зевай! — потребовал куратор. — Заметь его первым! Зря учили, что ли?

Я фыркнул.

— Да там учили-то!

— Ты это мне брось! — потребовал Георгий Иванович и даже пальцем погрозил. — Исходи из того, что визит Крикуна на вокзал был не случаен! Усёк?

— Так точно! — отозвался я.

И в самом деле — едва ли находящийся в розыске преступник станет без особой на то необходимости выбираться к вокзалу, где полно и жандармов, и комендантских патрулей. А на неопытность — не списать. Он уже один раз обжёгся, должен понимать, что уехать в Зимск не получится, никакие поддельные документы в этом не помогут. Да и где бы ему их взять? Только вот ещё что…

— А весь город аналитики прочесать не могут?

— Нет, — коротко ответил Городец, посмотрел на меня и вздохнул. — Контролируется лишь несколько ключевых объектов. И получается это не слишком… — он задумался, подбирая нужное слово, — оперативно. Аналитики буквально просеивают всех операторов в зоне ответственности, сверяя особенности генерируемых теми искажений с некими ключевыми параметрами. Это как отпечатки пальцев брать у всех посетителей вокзала, а после их с картотекой известных преступников сличать. Задача практически нереальная.

— И не быстрая, — отметил я и предупредил: — Только учтите — в воскресенье вы без меня. И в субботу самое позднее в три освободиться должен буду.

— В курсе, — нахмурился Георгий Иванович. — Уже имел неприятный разговор на этот счёт со Звонарём.

— А что такое? — полюбопытствовал Митя Жёлудь. — Куда намылился?

— Проектной деятельностью занимаюсь, — с усмешкой произнёс я.

— И что проектируешь?

— Разное.

Непосредственно к вокзалу вездеход подъезжать не стал, шофёр свернул в тенистый переулок рядом с бульваром Февраля, и Городец сказал:

— Линь, портфель оставляй.

Сделать это следовало ещё в институте, но заранее не подумал, а носить его с собой на дежурстве — и в самом деле идея не из лучших. Случись бомбиста паковать, непременно выроню, а что упало, то пропало. Живо ноги приделают. В привокзальной округе карманников и жуликов хоть отбавляй.

— Пошли, для начала нашу зону ответственности покажу, — сказал Митя, сдвинул кепку набекрень и вразвалочку зашагал к бульвару.

Он на ходу зажал в зубах папиросу, но раскуривать её не стал, ещё и сунул руки в карманы брюк. Я двинулся следом, даже не пытаясь подражать. Всё ж секретарь дисциплинарного комитета студсовета, не шпана какая-нибудь! Ну и костюм не самый дешёвый, уличные хулиганы таких не носят.

Впрочем, я и без всякого лицедейства из толпы нисколько не выделялся. Говорю же — столпотворение!

Мы прошлись по привокзальной площади от выходившего на неё бульвара Февраля до трамвайного кольца, свернули к автобусной станции, потом легли на обратный курс. Непосредственно перед зданием вокзала стоял броневик с эмблемой железнодорожного корпуса, вокруг него рассредоточились жандармы в полной боевой выкладке. Старшим у них оказался Боря Остроух, и я ускорил шаг, не желая попасться бывшему сокурснику на глаза.

Воистину мир тесен!

— Карету скорой помощи видишь? — негромко спросил у меня Митя. — Это наши.

Я кивнул.

— Вижу.

— Ну всё, дальше сам, — шепнул тогда Жёлудь и отошёл в сторонку.

Я едва сдержался, чтобы не окликнуть его и не потребовать объяснений, но в итоге лишь плечами пожал. Сам, так сам.

На пронзительно синем небе не было ни облачка, пригревало солнце, прогревало активное излучение Эпицентра, я вытер лицо носовым платком и зашагал к центральному входу на вокзал. Почти сразу поймал себя на том, что стараюсь держаться подальше от мусорных урн и беззвучно выругался.

Ну ерунда ведь! Здешних работников метлы и совка точно проинструктировать должны были. Вон — ходят, конские яблоки собирают. Пусть они давно уже младшими полицейскими чинами и не числятся, но наблюдательность-то никуда не делась. Если это вообще не коллеги Георгия Ивановича переодетые.

Я спокойно миновал скучавших на входе жандармов, ощутил едва уловимое внимание дежурного оператора, прошёлся по первому этажу вокзала, поднялся на второй, оглядел зал ожидания, постоял немного у буфета, но ничего покупать не стал, жажду утолил у фонтанчика с питьевой водой. После двинулся на платформы, Митя Жёлудь потопал следом. Всё это время он не упускал меня из виду и тащился на некотором удалении, изображая слежку. Хотя, мог и не выделываться, а на практике теоретические знания отрабатывать.

Я немного послонялся по перрону, благо от солнца его прикрывал навес и дул свежий ветерок, заодно попытался припомнить характер искажений, создаваемых внутренней энергетикой Крикуна, но — впустую. При мне он сверхсилой не оперировал, да и потенциал удерживал в пределах установленного лимита, а потому нисколько не фонил.

Обидно, досадно, но, если начистоту, — ничего бы это по большому счёту не изменило, поскольку условия для задействования ясновидения сейчас были прямо-таки аховые. И среди прохожих каждый второй оператор, и мне экранирование от излучения Эпицентра удерживать приходится, а потенциала не то что в противофазе, вообще никакого нет, посему чувствительность на нуле. Только и остаётся, что на свою наблюдательность полагаться.

Общался же я с ним — так? А раз общался, должен узнать.

Я обратился к мнемонической технике и восстановил в памяти образ бомбиста, его манеру двигаться и говорить, и хоть картинка получилась далеко не полной, работать с ней всё же было можно. Попутно я не забывал контролировать окружающую обстановку, и парочку нацелившихся на меня товарищей в штатском приметил заблаговременно, а ещё самым краешком глаза уловил какой-то жест своего облокотившегося на прилавок табачной лавки напарника. Опера в штатском враз потеряли ко мне всякий интерес и двинулись дальше.

Опекает Митя? Молодец какой!

И раз уж я трезво оценивал свои шансы случайно наткнуться на беглого студента, то решил попусту ботинки не стаптывать, а провести время с пользой. Перво-наперво отправился на главпочтамт, там засел на втором этаже у выходившего на привокзальную площадь окна и взялся писать письмо домой, попутно поглядывая сверху вниз на катившие мимо телеги и автомобили, спешивших по делам прохожих, выстроивших рядком экипажи извозчиков, куривших у машин таксистов.

Ходили лоточники со всяческой мелочёвкой и немудрёной снедью, разносили газеты мальчишки, строили глазки молодым людям и господам в возрасте симпатичные цветочницы и продавщицы папирос, клянчили милостыню разновозрастные попрошайки. Прогрохотал колёсами по стыкам рельс трамвай, остановился, выпустил пассажиров, покатил дальше. Прошёл комендантский патруль, донёсся паровозный гудок.

Бомбиста не видать.

Конверт, марки, деньги. Штемпель.

Я сдал письмо на отправку и вышел на улицу. Вновь обошёл всю площадь, вновь ничего интересного не заметил и поднялся