необозримые пространства, наполнены смыслом, как утаенным сокровищем – невзрачные и пыльные холщовые мешки.

Для кого-то это богатства вполне материальные – полезные ископаемые; для кого-то это пути к богатствам – караванные тропы или карьерные вехи; для кого-то это богатства духовные – слово божье, закинутое и проросшее в виде палки святого; или слово поэта – что проросло, будто посох Ясави, вербой в Форт-Александровске; для кого-то это мистические тайны или тайны животного мира.

Для каждого у пустыни найдется свой клад. А Иисус, странствуя по пустыне, учил нас, что сердце человека там, где его сокровище.

Явление государства

После Бейнеу стали попадаться навстречу караваны легковушек с узбекскими номерами.

Особенностью их было то, что все они имели на крыше сварной багажник, и на багажник этот были увязаны тюки и кучи всякого скарба и утвари. Если из тюков проглядывало что-то мягкое – перины, подушки, скрученные в рулон матрацы, что-то тканевое – белье ли, одежда или шторы, – то вокруг этих тюков чего только не было навязано твердого: детские велосипеды, гардины, коробки с аппаратурой и бытовой техникой, мебель, шланги, сантехника и вообще все, что только можно себе вообразить и что может понадобиться человеку в быту.

Все это громоздилось над легковушками, вопреки всяким правилам перевозки грузов, разумным соображениям и законам физики, на высоту едва ли не более двух метров от крыши и было утрамбовано в столбовидный куколь, кренившийся на ходу, качающийся, укрепленный километрами скотчевых перевязок и растяжек из бечевы и едва ли не резинки от трусов. При этом легковушки умудрялись еще и ехать, более того, держать довольно высокую скорость.

Нет, это были не кочевые цыгане. Это были челноки-торговцы, что в российском приграничье закупались всяким товаром для дальнейшей перепродажи. Удивительно, что везли они все это со стороны России, а не из Китая. Обратный караванный ход.

Как бы то ни было, эту землю по-прежнему бороздят караваны. Все, как и сотни и тысячи лет назад. Изменилось оснащение, увеличилась скорость. Но увеличилась лишь скорость суеты, а никак не скорость мира.

Караваны идут по степи, и редко-редко взлаивает на них из придорожной кишлачной пыли старый косматый пес-алабай с умными глазами.

Перед Кульсары пошли кусты по высохшим руслам стекающих в Эмбу сезонных ручьев. Степь начинала зеленеть. Все постепенно, хоть и не густо, поверху окрашивалось привычными красками, будто оживало. Но мы то теперь знали, что жизнь окрашивается во всякую краску, что есть она не только там, где изобилие воды и растительности.

В придорожном отеле, где ночевали по дороге на Мангышлак, мы забрали оставленную впопыхах косметичку. Зашли и в кафе поесть мороженое. И тут нас тоже узнали. Лукавая казашка за стойкой предложила снова обменять рубли на тенге по своему хитрому курсу. И мы снова согласились.

Мы будто встроились в этот вечный ход. Несмотря на наносную цивилизационную шелуху, Великая Степь сохраняет свой кочевой уклад, свою приверженность Пути как высшей ценности жизни, как основе бытия. Единожды пройдя, оставляя ничтожный след, ты оставляешь память – по себе ли, свою ли, ты оставляешь память в этих, на первый взгляд, пустынных местах.

Всё вокруг занято коловращением вокруг Каспия, и ты, ничтожная малая песчинка, становишься частью этого вечного хода необозримых пространств и смыслов. Ты можешь не творить историю, ты можешь ничего не значить для истории, но быть ее частью. Мельчайшим пикселем этого монотонного изображения. Способным, однако, вспыхнуть и раскраситься в любой цвет. И потому всякая дорога из тысячи здешних неслучайна. А коли есть дорога, есть и становище.

От Шетпе до Кульсары мы долетели, будто на воздусях. Пустая, ровная, прямая дорога. Отчего бы не лететь. Мы как-то даже подзабыли о том, что в Казахстане весьма и весьма строгие санкции за нарушение правил дорожного движения. Особо ревниво здесь следят за превышением скорости.

Не знаю, как развита сеть стационарных камер в городах, Актау, думается мне, в этом совсем не показатель, однако на трассах контроль отличается от российского.

В России сделан упор на стационарные или мобильные камеры. Последние – это особенно отвратительно. Это узаконенный разбой, наглейший и циничнейший.

Являясь противником любого насильственного сопротивления законным порядкам, я тем не менее внутренне ликую, когда читаю сообщения о вандализме, учиняемом то там, то здесь, по отношению к этим мобильным камерам.

Впрочем, в Казахстане все по-иному. Здесь распространено автопатрулирование. По дорогам разъезжают полицейские седаны, даже внешне копирующие американские. На крыше у них закреплены маячки и комплексы, позволяющие измерять скорость любого автомобиля в потоке. Вне зависимости от скорости движения патруля, скорости и направления движения отслеживаемого автомобиля.

Поэтому я сначала даже не понял, что произошло. Отъехав от мотеля в Кульсары, я по привычке дал «по тапке». И был очень удивлен, когда двигавшийся навстречу патрульный автомобиль, вдруг врубив истошную сирену и иллюминацию, совершил реальный полицейский разворот и помчал за мной в погоню.

И хотя я почти сразу принял вправо и остановился, ощущения этой погони остались надолго – очень неприятные ощущения. Будто ты вор, пробравшийся тайком в чужое жилище и изобличенный. И все вокруг кричат: «Держи вора» – и указывают на тебя пальцем.

Это была первая, если не считать прохождения границы, встреча с казахстанскими служителями закона. Меня пригласили к ним в автомобиль. Штраф мне грозил внушительный, мое злодеяние было зафиксировано всеми возможными приборами.

– Что ж, штраф так штраф. Пиши, шеф, протокол.

Однако полицейские, два молодых парня, не спешили составлять бумаги.

– Э, брат, надо сразу заплатить будет.

– Давайте заплачу. Терминал есть?

– Э, брат, нет терминал. В банк ехать надо. А банк не работает. Праздник же. – Парни, казалось, расстраивались больше меня.

– Банкоматы же круглосуточно работают, – заметил я гаишникам.

– Там перевод по российским картам нет, брат, – увещевали меня инспекторы.

Я расстроился. Я был в каком-то странном состоянии: на меня будто напали из-за угла. Я был беспомощен и доверчив, как ребенок. Хотя я отнюдь не пацан, путешествую всю сознательную жизнь всяким транспортом и в чем только не наторел. Удивительное дело.

Инспекторы же между тем расспрашивали меня о путешествии. Они поинтересовались, не блогер ли я. Как мне показалось, с недоверием отнеслись к информации, что я не блогер. Дескать, а зачем ты тогда сюда прешься. Дурак, что ли?

– Видео снимал? С коптера?

– Нет, не видео. Только фото. На обычный фотоаппарат. И на телефон.

Полицейские переглянулись. Что-то их явно смущало.

– И в Бекет-Ате был?

– Нет, не успел. Был поблизости, а в Бекет-Ату не успел.

– Э, как так, брат?! Бекет-Ата знаешь какое место! Вот был бы ты в Бекет-Ате,