Несколько часов после речи стали лучшими моментами Трампа в Белом доме. На один новостной цикл это президентство стало совершенно другим. На мгновение некоторые представители прессы даже усомнились: может, этого президента просто не поняли? Может быть, пресса – пристрастная пресса – просто не разглядела добрых намерений Дональда Трампа? Может, он наконец показал свою лучшую сторону? Сам президент почти два дня потратил на чтение хороших новостей. Он наконец пристал к чудесным берегам (где его радушно встретили аборигены). Более того, успех речи подтвердил правильность стратегии Джареда и Иванки, которая заключалась в поиске общих интересов. Он также подтвердил, что Иванка верно понимает отца, который просто хотел, чтобы его любили. А еще он подтвердил худший страх Стива Бэннона, который боялся, что Трамп на самом деле размазня.

Выступивший с речью в Конгрессе Трамп был не просто новым Трампом – он показывал плоды трудов нового мозгового центра Западного крыла (к которому через несколько недель планировала официально присоединиться Иванка). При помощи советников из Goldman Sachs Джаред и Иванка теперь меняли установки, стиль и темы Белого дома. Теперь акцент делался на том, чтобы “установить контакты”.

Играя против самого себя, Бэннон стал пророчить катастрофу. Он твердил, что заигрывания со смертными врагами до добра не доведут. Нужно было бороться с ними и дальше, ведь только глупец мог подумать, будто в этой ситуации возможен какой-либо компромисс. Сила Дональда Трампа – по крайней мере в глазах Стива Бэннона – заключалась в том, что космополитическая элита принять его была не способна. В конце концов, он оставался Дональдом Трампом, какой бы лоск на него ни навели.

Имея три телевизора в собственной спальне, президент сам следил за кабельными каналами. Однако в отношении печатной прессы он полагался на Хоуп Хикс. Большую часть кампании Хикс была младшим помощником и пресс-секретарем Трампа (хотя, по его же словам, он сам был собственным пресс-секретарем), а потом, как полагали многие, оказалась задвинута на задворки Западного крыла бэннонистами, кругом Goldman и профессионалами Прибуса и НКРП. Старшим сотрудникам аппарата она казалась не только слишком молодой и неопытной – среди репортеров кампании она прославилась стесняющими движения короткими юбками, – но и слишком рьяной и безотказной. Она до ужаса боялась ошибиться, постоянно сомневалась в себе и искала одобрения Трампа. Но президент – “Где Хоуп?” – снова и снова спасал ее от забвения, которому ее пытались предать остальные. Ко всеобщему удивлению, Хикс оставалась его самой близкой и самой надежной помощницей, которой была доверена, пожалуй, самая важная работа в его Белом доме: интерпретировать для него всю прессу в наиболее положительном ключе и ограждать его от той прессы, которую положительно интерпретировать не получалось.

На следующий день после речи-“перезагрузки” на совместном заседании палат Конгресса Хикс столкнулась со сложной проблемой. Новости впервые пестрили положительными отзывами об администрации. Однако Washington Post, New York Times и New Yorker в тот день также опубликовали жуткую подборку очень плохих новостей. К счастью, ни одна из трех разных историй не попала на кабельное, поэтому у Хикс в запасе было немного времени. Большую часть того дня, 1 марта, Хикс даже не понимала, насколько эти новости плохи.

В статье Washington Post, основанной на утечке из Министерства юстиции (источник назвали “бывшим высокопоставленным американским чиновником”, а следовательно, скорее всего, это был кто-то из администрации Обамы), говорилось, что новый генеральный прокурор Джефф Сешнс дважды встречался с послом России Сергеем Кисляком.

Когда президенту показали эту новость, он не понял ее важности. “И что?” – спросил он.

Президенту объяснили, что при утверждении в должности Сешнс заявил, что этого не было.

На состоявшемся 10 января слушании бывший комедиант и сенатор-демократ от Миннесоты Эл Франкен, казалось, вслепую пытался нащупать сколько-нибудь основательный вопрос. Останавливаясь и начиная снова, спотыкаясь на каждом слове, Франкен, который выстраивал вопрос на основании только что обнародованного досье Стила, в конце концов остановился на такой формулировке:

Вместо того чтобы ответить на косвенный вопрос Франкена “Как вы поступите?” простым “Само собой, мы проведем расследование и осудим любые незаконные действия”, сбитый с толку Сешнс ответил на вопрос, которого ему не задавали.

Президент тотчас задался вопросом, почему считается, что контактировать с русскими плохо. В этом нет ничего плохого, настаивал Трамп. Как уже случалось раньше, его было сложно заставить переключиться с этой мысли на главную проблему: возможную ложь Конгрессу. Статья в Post совершенно его не встревожила. Чувствуя поддержку Хикс, он счел ее почти безнадежной попыткой уличить Сеншса хоть в чем-то. К тому же Сешнс сказал, что не встречался с русскими в качестве доверенного лица. И что? Он с ними действительно не встречался. Дело закрыто.

“Фальшивка”, – бросил президент, используя универсальную отговорку.

Когда Хикс изложила Трампу плохие новости New York Times, он и вовсе счел их хорошими. С подачи анонимных источников из администрации Обамы (других анонимных источников из администрации Обамы) в статье разоблачалась новая грань все растущих подозрений о связи кампании Трампа с российскими попытками повлиять на американские выборы:

И еще:

Далее в статье говорилось: