Судя по опешившему личику Фэй, она до сей поры воспринимала магический дар Вэля как нечто данное ему свыше. Как забыла, что вообще-то в одном поединке Вэль Дэлрею проиграл. Нет, у магии была цена. Много труда и два пустых выматывающих года одной непрерывной серости, когда даже порадоваться своим успехам Вэль не мог — эмоции за него ощущал мастер. Именно после Ухл-Горта Вэль и начал ценить откровенность без эмоциональных границ и подлинный вкус эмоций. У эмпатов Джанха было больше границ, они ненавидели нарушение личного пространства, Вэль же границу личного пространства в принципе не проводил. И печать-то носил не из скрытности, а потому что его эмоции были слишком сильные и громкие для большинства его собеседников.

— И стоило оно того? — тихо спросила Фэй. — Вот сейчас, когда ты уже убил Эва…

Вэлькор раздраженно глянул на неё. Он по-прежнему был для Фэй “милорд”, а Дэлрей — “Эв”. И как-то сама собой эта проблема не решалась.

— С чего ты взяла, что я его уже убил? — поинтересовался он с искренней досадой. Не адресованной жене, но все-таки вполне отчетливой и имевшей право на жизнь. Ничего не двигалось с места. Ни отношение Фэй к Вэлю, ни планы на убийство Дэлрея.

Фэй удивленно моргнула. Такого ответа она не ожидала.

— Твой Эв родился даже не в рубашке, а в полном рыцарском доспехе, — едко буркнул Вэлькор, чуть отодвигаясь от Фэй и подкладывая под затылок ладони. — Культисты прижали тебя, когда я его добивал.

— И ты… Выбрал меня? — недоверчиво спросила Фэй. Ты. Первый раз “ты”, сказанное ею без враждебности. Случайно? Или она и сама хочет сближения?

— Разумеется, — Вэль вздохнул и прижал Фэй к себе. — И никак иначе, милая. Живая ты в тысячу раз ценнее мертвого Дэлрея.

Фэй тихонько уткнулась носом в плечо Вэля, часто задышала, пытаясь переварить. Ну да, наверное, ей это все было ново, но сейчас уже Вэль менять не хотел. Она знает, что важна для него, пусть знает и насколько. Куда уж бежать — влюбился в собственную жену. Не беда. Беда в том, что это все наглухо безответно.

А глаза-то у Фэй были усталые.

— Быстро вымоталась, да, звездочка? — шепнул Вэль.

Фэй недовольно запыхтела, как сердитый нахохлившийся ежонок. Вот тебе и грозная дракониха с хвостом наперевес. На такую смешную Фэй даже сердиться за её “Эва” было невозможно. М-да. Ну и влип ты, Вэлькор Руэрдэ Гастрин Дернхельмский. Совершенно спятил. Скоро с рук ее есть начнешь. Хотя плохо ли это?

— Попробуй уснуть, — настойчиво посоветовал Вэль.



Фэй вздохнула, но кивнула, перевернулась на другой бок и прижалась к Вэлю всем телом — спиной и ягодицами. Ох…

Тело среагировало быстро. Дурное дело нехитрое же. И член воспрял, и жар в крови закипел.

Фэй хихикнула, это было совершенно точно. Как и то, что она завозилась, собственной пятой точкой задевая возбужденный член Вэлькора. Знала, что он сейчас поостережется настаивать на своем, и доводила до ручки. Зараза, и какая же жалость, что её сейчас даже не ущипнешь за эту самую аппетитную ягодицу. И когда только успела нахвататься?

Как бы я ни старалась не разбудить при своем пробуждении Вэлькора, он всегда просыпался одновременно со мной. Это я понимала по тому лишь, что он плотнее прижимал ладонь к моему животу, стоило мне лишь шевельнуться. Будто и вообще не спал.

Я не спешила вставать, лежала, вслушиваясь в ровное дыхание мужа, касалась пальцами подвески на шее.

Восьмиконечная черная звезда на тонкой цепочке. Моя личная эмпатическая печать, которую подарил мне Вэлькор, когда после просьбы вернуть его артефакт — я чуть в обморок не хлопнулась от переживаний. Не хотелось мне снова оказываться рядом с ним с оголенной душой, без права на хоть какое-то личное пространство. Сейчас — особенно.

Но Вэлькор не мог без печати. У него были оглушительно громкие эмоции, и уже на второй день, когда эмпатия у меня зашевелилась едва-едва, я проснулась с магической мигренью. И мой муж не стал настаивать на том, чтобы я немедленно вернула ему его вещь, но пропал почти на целый день, вернулся лишь под вечер — с этой самой звездой в маленькой шкатулке. Черной как ночное небо и такой же искрящейся. Сам надел ее мне на шею своими теплыми пальцами, от которых по моей коже разбегались стаями горячие мурашки и лишь после этого снял с меня свою печать.

— С добрым утром, милая, — по утрам у него всегда хрипловатый голос, особенно если он плохо спал. Но сейчас он хотя бы спал. На третий день после того, как я пришла в себя, я проснулась среди ночи и обнаружила, что Вэлькор не спит. Лежит и смотрит на меня уставшими беспокойными глазами.

Он выглядел встревоженным каждый день, будто боялся, что мое улучшение временное, постоянно пытливо вглядывался: то в мою ауру, то в мое лицо. Но потихоньку отпускало и его. Кажется, мое состояние его обнадеживало.

— С добрым утром, Вэлькор, — и все-таки у него удивительные глаза. Волшебные, как он сам. Глянешь раз — не оторвешься час.

— Вэль, — настойчиво напоминает муж. — Я просил.

Просил, да. Но вот она — вторая неделя в его компании и на его землях, а я все еще не могу к этому привыкнуть. Я и на “вы” регулярно срываюсь, хотя уж это-то не в пример проще. Мне все кажется, что Вэлькор вспылит, раздраженный моей фамильярностью, а этого я совсем не хочу.

— Ну как ты себя чувствуешь? — улыбнулся Вэлькор.

— Вообще или после вчерашнего? — фыркнула я.

Вчера весь Лирхейм, город оборотней, допоздна гулял.

У оборотней оказалось есть свой обряд венчания, и, чтобы они признали меня своей леди, нужно было его пройти.

Венчали нас под сенью цветущих вишен, и я, как и Вэлькор, были во всем белом, а в ходе ритуала же матушка Рейнора собственноручно связала наши запястья алыми лентами, провозглашая наш с Вэлькором союз благословленным от имени Богинь-Близнецов.

А потом…

Не дай Кхат вам когда-нибудь увидеть столько захмелевших, но веселых оборотней. Если кто не признавал личного пространства, так это они. Вчера меня кто только не обнимал, поздравляя со свадьбой. И щеки болели от поцелуев. Как будто и я вдруг стала для них членом семьи.

И…

Ужасно много народу. В какой-то момент мне хотелось куда-нибудь сбежать, потому что эта пестрая, яркая толпа, что суетилась на главной площади Лирхейма вокруг меня и Вэлькора, была оглушительна и почти невыносима.

Но был он. И были его глаза, от которых невозможно было отвести взгляд. Были его руки, кружившие меня в одном танце за другим. И как-то выходило так, что он оставлял за своей спиной весь мир со всем его гулом и суетой.

А потом он и вовсе спас меня. Телепортировался со мной в спальню, где целый час целовал меня взахлеб, будто изнемогая без меня. Но…

Не прикоснулся.