Честно говоря, я себя ощущала все еще слабо — и голова кружилась, и руки-ноги тоже ломило, будто меня избили. На бок я перевернуться смогла, выпутать из-под одеяла ногу тоже. Отлично — мне чуточку полегчало.

В комнате, в которой я находилась, было светло. Свет не проникал в угол, где стояла моя кровать, но все-таки даже с задернутыми шторами было ясно — на дворе за окном царил белый день. Шторы были светлые, полотняные, просвечивающие, расшитые разноцветными птицами. Одна из штор заметно колебалась — видимо, одно из окон было приоткрыто. Стоило мне сесть, как я явственно ощутила, что сработало какое-то сигнальное заклинание. Уже через десять секунд, пока я откашливалась, прочищая горло, открылась дверь и в комнату вошла девушка. Невысокая, со светло-русыми волосами и со светло-желтыми глазами.

— Доброе утро, миледи. Я — Лувия, чем я могу вам помочь?

Идеальный книксен. Мои фрейлины — и те не справились бы лучше. Кто вышколил эту девушку, тот заслужил надбавку в жаловании. Поздоровалась, представилась — все сделала как надо и с должной степенью почтения.

— Доброе, — кивнула я, а затем, заметив, что девушка удивленно смотрит на мою голую пятку, торчащую из-под одеяла, мужественно втянула её обратно, вопреки жаре. — Будь любезна, Лувия, налей мне воды.

Столик с кувшином и стаканом стоял неподалеку от кровати, но все же недостаточно близко, чтобы я смогла добраться до него сама. Нет, я не встану, пока все мое тело отзывается болью на всякое движение. И телекинез… Нет, я не буду сейчас призывать магию, я её чувствую неважно. Даже эмпатия была совершенно глуха, но после Пляски несколько дней это было обычным ощущением. А тут из меня умудрились даже оставшийся минимум почти высосать.

И все-таки… Почему я вообще живая? Я была почти в спячке, это незабываемое ощущение полного угасания невозможно ни с чем перепутать… И… Откуда мой драгоценный супруг знает язык культистов? И… Оборотни? В землях Дернхельма? Живут и даже подчиняются лорду? Так бывает вообще? И где сам мой супруг? Нет, вряд ли Лувия мне на эти вопросы сможет ответить. А вот на то, чтобы подать воду и сменить мне одеяло на более тонкое, её вполне хватило.

— Я подам вам завтрак, миледи?

Есть не то чтобы не хотелось, но шевелиться было больно. И все-таки… Есть мне хотелось! Как голодному дракону, а не голодной девушке.

— Да, Лувия, будь так любезна.

Пока девушка несла мне завтрак, я успела оглядеться и убедиться совершенно точно, что я не в замке, а в деревенском бревенчатом доме, приличном, типа поместья моей ссыльной матери.

— Я столько не съем, — с опаской произнесла я, разглядывая содержимое тарелок, которыми Лувия накрывала и сервировала для завтрака столик в моей комнате. Кажется, все-таки придется вставать. А как не хочется…

— О вашем завтраке распоряжалась госпожа Рейнора, миледи, — Лувия скорчила виноватую гримаску. — Сказала, что вам не помешает чуточку отъесться.

Какая прелесть. Интересно, кто здесь госпожа Рейнора? Её слова мне передают без опаски, значит, скорей всего, даже если бы я и рассердилась на подобное дерзкое замечание, навредить я бы ей не смогла.

С госпожой Рейнорой я познакомилась на самом деле почти сразу, как озаботилась этим вопросом. Только и успела, что выбраться из кровати, отдать должное минимальному утреннему туалету и в наброшенном поверх свежей сорочки длинном вышитом халате усесться завтракать. Вышивальщицы, кстати, тут были отменные, давненько я с таким восхищением не пялилась на обычный синий халат, разглядывая цветущие на ткани белые крупные цветы. И вкус, у вышивальщицы явно был вкус — это на самом деле редкость.

Госпожа Рейнора, или леди Рейнора, — а мне с первого взгляда стало очевидно, что именно эта женщина родила на свет и моего мужа, и его сестру — явилась ко мне без лишних церемоний, без дворецкого, но хотя бы со стуком.

Она вошла — высокая, худая (вот сама бы к себе свой совет поправиться и применила), с убранными в незамысловатую прическу, побитыми сединой, но все еще темными волосами. Горделивая, будто слегка просветленная… Со светло-желтыми радужками оборотня. Вот так-так…

“Моя мать управляет особой провинцией”.

Лувия вновь присела в книксене, даже глубже, чем со мной, а потом шмыгнула из комнаты, заметив властный жест своей госпожи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Некоторое время я сидела, замерев, под пронзительным взглядом свекрови, почему-то даже боясь шелохнуться.

— Ну что ж, здравствуй, Фэй, — доброжелательно улыбнулась мне госпожа Рейнора. Кажется, неуважение к этикету — это семейная черта семьи Гастгрин. Ну да ладно, я уже почти привыкла к этому “ты”.

— Здравствуйте, госпожа, — осторожно произнесла я, размышляя, отложить ли мне вилку или все-таки не стоит давать знать, что я настолько растерялась. — Простите, я только встала, не ожидала столь ранних визитов.

— Ерунда, — свекровь махнула на меня рукой. — И можешь звать меня матушкой Рейнорой, в конце концов, ты — жена моего сына. Реверансы от тебя мне ни к чему.

Госпожа Рейнора не походила на мою мать. Та, даже ссыльная, умудрялась на всех смотреть свысока, и ее положение никем не оспаривалось. Более того, многие ее даже понимали. Нет, в присутствии Лувии мать Вэлькора тоже была горделивой, тоже смотрела сверху вниз, как и полагалось всякой супруге лорда и матери лорда. Но стоило только Лувии выйти, и госпожа Рейнора стала казаться гораздо теплее и уютнее.

— Завтракай, милая, не отвлекайся, — рассмеялась свекровь, и я поняла, что, кажется, засиделась без движения. — Вэль просил навестить тебя, как только ты проснешься, а разве я могу ослушаться нашего лорда?

У неё был доброжелательный тон, слегка насмешливый — и про Вэлькора, того самого всемогущего, вечно имеющего козырь в рукаве, своенравного чародея она говорила как про мальчишку-шалопая, которому она позволила играть в его игры.

— Садитесь, гос… матушка, — я наконец сообразила, почему она стоит. Хотя вообще, на правах хозяйки дома могла и не ждать моего приглашения.

— Спасибо, дорогая.

Завтрак накрыли на меня одну, а вот чайных чашки было поставлено две. Видимо, Лувия была предупреждена о визите матушки Рейноры.

— Ну и как тебе мой сын, милая? — с интересом уточнила матушка, а я сначала подавилась ложкой творога с изюмом, потом покраснела и замялась. Объяснить мое отношение к Вэлькору было ужасно сложно.