Тысячи польских солдат были депортированы в Россию и там интернированы, а деполонизация восточной части страны началась с уничтожения командного состава. В Катыни в 1943 г. эксгумировали 4 500 тел польских офицеров{200}. Их расстреляли по приказу Берии с согласия Сталина — совершив «ошибку», как потом признавался сам Берия. В своей записке Сталину от 5 марта 1940 г. он предлагал передать в военные трибуналы 257 тыс. офицеров — «закоренелых, неисправимых врагов советской власти» — без предъявления им обвинения и применить к ним высшую меру наказания в виде расстрела{201}.

Через несколько месяцев немцы вторглись в СССР, и эти регионы Польши оказались заново оккупированы.

Сразу после появления немцев в Белостоке, согласно свидетельству Самуила Писаря, который пережил Холокост, еще будучи ребенком, примерно тысячу евреев заживо сожгли в синагоге{202}.

21 сентября 1941 г., через три месяца после вторжения в СССР, генерал фон Бок советовал Гитлеру, прежде чем бросаться в наступление на Москву, позаботиться об укреплениях, где можно было бы перезимовать в случае провала.

«Когда я еще не был рейхсканцлером, — ответил ему фюрер, — я думал, что генштаб — словно пес, которого надо крепко держать за ошейник, иначе он будет бросаться на каждого прохожего. С тех пор как я стал канцлером, я вынужден констатировать, что генеральный штаб — это полная противоположность псу. Генштаб все время пытался помешать мне делать то, что я считал необходимым. Он противился перевооружению, оккупации Реинании, вступлению наших войск в Австрию, оккупации Чехословакии и вот в последнее время — войне с Польшей. Генеральный штаб не советовал мне переходить в наступление во Франции. Я сам должен непрестанно натравливать этого пса»{203}.

Окрыленный победами в прежних спорах, Гитлер рассчитывал, что первые же недели кампании в России принесут ему очередной оглушительный успех. Геббельс вторил ему в своем дневнике: «1 500 самолетов, налетающих словно мухи… Эффективность нашей пропаганды доказана, вся Европа пронизана духом крестового похода против большевизма. Испанская пресса с нами, шведская тоже… В США атмосфера кризиса. Даже в Англии чувствуются первые признаки перелома — антибольшевизм там сильно укоренился… Наш новый гимн для России уже готов»{204}.

Вермахт шагал триумфальным маршем. Неделю за неделей в июне и в июле кадры кинохроники «Дойче вохеншау» показывали молодых немецких солдат, поющих гимн своей победе. Они вновь обрели тот душевный подъем, который испытывали год назад во время французской кампании, с той лишь разницей, что их продвижение приняло невиданный ранее размах. Города сдавались один за другим. 25 июня немецкие войска продвинулись на 290 км в сторону Минска. После 18 дней войны они совершили бросок вперед на 450 км. Белоруссия и Украина были завоеваны, страны Прибалтики также захвачены. Количество пленных насчитывалось сотнями тысяч; вермахт сжег 628 белорусских деревень и полностью истребил их население{205}. «Мы спрашивали себя, — писал маршал Кейтель, — какая другая армия в мире кроме Красной армии способна выстоять под подобными ударами?»

В июле-августе фюрер был настолько уверен в уничтожении русского фронта, что даже изменил приоритеты немецкого военного производства, решив усилить в первую очередь вооружение морского флота и вскоре дать новый импульс борьбе против Англии.

«Русская армия — не более чем шутка»{206}, — сказал Гитлер послу Болгарии П. Драганову. Однако шутки быстро кончились. С сентября 1941 г., как показывает кинохроника «Дойче вохеншау», немецкие войска неожиданно столкнулись с Т-34 — огромными танками, о существовании которых немецкое командование не подозревало. На киноленте видны солдаты, с ужасом изучающие один из остановленных ими танков Т-34. «Они будут жечь наши [танки], словно спичечные коробки», — свидетельствовал со своей стороны генерал Вальтер Рейнхардт. С таким же изумлением немцы обнаружили гигантский русский бронепоезд, каких они никогда не видывали{207}.

Другим неприятным сюрпризом для немецкой армии еще до наступления зимы (в тот год очень ранней и очень суровой, с 30-градусными морозами) стали предшествовавшие ей дожди. Они размыли дороги и сделали их непроходимыми для грузовиков, танков и другой бронетехники, которые увязали в жиже, а потом за одну ночь накрепко вмерзли в нее. Кадры той же хроники «Дойче вохеншау», найденные кинодокументалистом и телережиссером Даниэлем Костелем и сценаристом Анри де Тюренном, показывают силы вермахта, парализованные русским климатом. Под Ленинградом, например, пушки не могли больше стрелять, пока туда не прислали антифризную смазку[27].

Еще один сюрприз немцы получили 25 июня во время первого авианалета на Москву: московская противовоздушная оборона оказалась настолько эффективной, что люфтваффе вынуждена была отныне ограничиться ночными налетами в урезанном составе.

Гитлер в очередной раз выразил тогда свое крайнее удивление адмиралу Редеру: «Мы обнаруживаем железнодорожные пути, которые не обозначены на картах… У нас, прежде чем класть рельсы для железной дороги, рассчитывают, во что это обойдется, а это занимает время». Он и представить себе не мог, что в России можно проложить рельсы за одну ночь, без балласта, пусть даже по ним придется двигаться со скоростью не больше 20 км в час.

Все это вполне объясняет тот факт, что целые заводы в Новгороде, Минске и Смоленске были полностью демонтированы за один-два дня, а их оборудование перевезено на Урал{208}. Еве Кюри, побывавшей проездом в Куйбышеве (за 800 км от Москвы), директор шарикоподшипникового завода объяснял в 1942 г., что завод перевезли в октябре прошлого года, машины из-за отсутствия крытых вагонов покрыли толстым слоем жира (тогда стоял 30-градусный мороз) и грузили на платформы в том порядке, как предстояло монтировать. Спустя неделю, 24 октября, они уже работали{209}.

«Там есть заводы, не уступающие по значимости “Рейхсверке Герман Геринг”, — там, где всего два года назад стояли никому не известные деревни!» — констатировал Гитлер. В начале 1943 г. Геббельс поведал, что удивление фюрера совпадало с удивлением Геринга, который «беспрестанно с отчаянием вопрошал, откуда большевики берут свои танки и своих солдат» (запись в дневнике от 22 марта 1943 г.){210}.

Гитлер, который взял командование на себя и перед походом на Москву направил основные удары на Киев и Ленинград (чтобы помочь финнам), задумался над причинами неудачи. Начиная с 1942 г. он пересмотрел свое мнение относительно расправы Сталина над советскими генералами в эпоху Тухачевского. Не прекращая метать молнии против собственных генералов, подозревая их в саботаже его директив, он говорил себе отныне, что Сталин весьма умно поступил, избавившись от старых генералов и заменив их молодыми. Может, и ему следовало поступить точно так же? Два или три раза он еще вернется к этой теме в 1943 и в 1944 гг.