– Так вопрос-то в чем? – поинтересовался Дорожкин. – Я-то с каждым днем убеждаюсь, что мне известна только часть вопроса.

– Вопрос… – Адольфыч опустил голову, прикрыл глаза. – Тут недавно посидел у того же Мещерского в Интернете, посмотрел, что там интересного в науке творится. Нашел новость, что, оказывается, у современных людей наличествует в геноме какая-то часть генов вытесненных или истребленных неандертальцев. Ну где-то так. Как думаешь, стоит попробовать со временем вычленить эти кусочки, остатки исчезнувшей цивилизации, чтобы восстановить ее? Мамонтов же пытаются как-то так же воскресить?

– Зачем? – не понял Дорожкин. – Я не про мамонтов. Зачем нам еще неандертальцы? Мало, что ли, собственных проблем у человечества?

– Точно так! – поднял палец Адольфыч. – Своих проблем достаточно. А если бы неандертальцы продолжали существовать? Ну обитали где-нибудь в укромных местах планеты? Есть же леса или джунгли, где на сотни километров нет ни одного человека?

– Некоторые считают, что они и обитают, – заметил Дорожкин. – Только доказательств тому нет. Пока нет. Но, боюсь, открытие неандертальца означало бы его гибель. Замучили бы.

– Вот, – обрадовался Адольфыч. – Ты сам все сказал. Не дали бы существовать привычной жизнью. И не дают. Хорошо хоть не убивают. Почти не убивают. А раньше так просто-напросто казнили. С мучениями и истязаниями. Суставы выворачивали. Кости дробили. А потом на кострах сжигали.

– Неандертальцев? – удивился Дорожкин.

– Ведьм, колдунов, волхвов, – перечислил Адольфыч. – Каждого, кто отличался от обычного человека хоть чем-то. С тайным народом лучше обходились, он людей всегда сторонился, но с каждым столетием и сторониться было все труднее и труднее. Некуда постепенно стало сторониться. Отсюда и вырождение.

– Тайный народ… – сморщил лоб Дорожкин. – Это…

– Числа ему нет, – ответил Адольфыч. – Кто это, описать не могу. Больно уж разное иногда попадается. Но если выражаться проще, то тайный народ – это те существа, которые или еще не приблизились к человеку, или уже ушли от него. Да хотя бы вот в институте. Видел, кто там у них полы моет? Не буду даже называть кто, а то совсем уж за дурака сочтешь.

– И что же получается… – нахмурился Дорожкин.

– Там, – Адольфыч мотнул головой за спину, – не только какие-то изменения и какие-то способности. Там заповедник. Тех, кого хотели истребить, да не успели. Тех, кто хоронился в укромных уголках земли. Видишь как, возьми того же Дира. Обаяшка, отличный парень. Сидел себе под Пермью лет двести, никому не мешал, а тут пошло. Лес стали пилить, под корень выводить. Куда ему было деваться? На Северный Урал пехать? Там солнышко просто так не накопишь. Вот он познакомился с каким-то туристом, пожил у него пару месяцев, затосковал в камне, посидел в Интернете, да недолго думая ляпнул в каком-то блоге, что, мол, имеется леший без леса, ищет лес, порядок гарантирует. Ну а мы-то тоже мониторим это дело понемногу. Отыскали мужика, притащили сюда. Счастлив. И пользы от него вагон. Ну остальных по-разному отыскиваем. Как тебя нашли, ты и сам знаешь.

– Что же, – не понял Дорожкин, – и я, что ли, из этих?

– Из этих, – кивнул Адольфыч. – Ну я не скажу из каких, скорее всего, просто есть в тебе какой-то дар, ты ж человек, тут уж без сомнений, но из этих. И ты нужен городку. Единственному на Земле. Жителей у нас пока не так уж много, зато детишек много. Учим их. Ремеслу, врачеванию. Большая часть не очень и понимает, что они не такие, как обычные люди. А некоторые, большинство, обычные люди и есть. Со способностями, но так-то – обычные. А тайный народ мы особо стараемся не светить и в городке. Да и мало их сохранилось. Совсем мало. А детишки что, выучатся, даже если и разъедутся по стране, будут уж знать, как себя вести, чтобы лишнего внимания не обращать на свою персону, да и вернуться им всегда будет куда. А ведь придется возвращаться, Евгений Константинович. Люди жестоки. А здесь – убежище, можно сказать. А убежище нужно охранять, инспектор Дорожкин. Порядок в нем поддерживать. Горожан оберегать как самых обычных людей. Понимаешь?

– И убивать их? – спросил Дорожкин.

– А там, – посмотрел вперед Адольфыч, – там не убивают? Там не убивают, если кто-то начинает убивать всех вокруг? Там-то как раз чаще убивают, и часто убивают невиновных. А у нас все по чести. И законы российские действуют, и правила. Чего скрывать, и понятия. С некоторыми особенностями, конечно. Есть и суд, и суд присяжных, и налоговая, все, как на Большой земле. Только все по-честному. Подожди, через годик еще и выборы мэра будут, еще и побороться придется за место.

– И давно уже боретесь? – спросил Дорожкин.

– Давно, – серьезно кивнул Адольфыч. – И еще поборюсь, сколько отпущено мне будет, столько и поборюсь.

– А промзона? – попытался собрать в единое наболевшие вопросы Дорожкин.

– Промзона есть, – согласился Адольфыч. – Что там делается, я тебе не скажу. Хотя вот, кроме всего прочего, водичку кузьминскую там разливают. Хорошая водичка, кстати. С городка мало кто там работает, но работают. Этот завод еще один наш поплавочек. Если бы не он, с властями труднее было бы общаться.

– А деньги? – продолжал задавать вопросы Дорожкин. – Тут все дешево, зарплаты большие, жилье роскошное. Содержание городка в год обходится в сумму со многими нулями. Откуда деньги? Что-то я не заметил тут нефтяных вышек или золотых приисков.

– Ну, – Адольфыч рассмеялся, – спасибо року, что он уберег нас от нефтяных вышек. Нынешних правителей тогда бы никакой заповедник, никакой туман бы не задержал. И золота тут нет. Но кое-что есть. Нет, я не о пилораме, граница Завидовского заповедника рядом, так что много не напилишь. Ты в больнице ведь был? Ничего не удивило?

– Удивило, – согласился Дорожкин. – Больница огромная, но пустая. Никто не болеет?

– Почему же? – удивился Адольфыч. – Вот ты же заболел? Ну обстоятельства-то мне известны. Герой, даже дважды герой, еще и умелец вести допросы. И где твои болячки? Ну ладно, с тобой случай особый, но и будь ты обычным человеком, через полторы-две недели прыгал бы как новенький. Ты еще в главных корпусах не бывал, не знаешь, какое там оборудование! Так дело не только в оборудовании. Ты бы видел, какие лекарства мы выпускаем в седьмом корпусе. Не панацея, но очень действенные снадобья имеются. Фармацевты берут, отбоя нет.

– Вам бы еще загоруйковку в темное стекло закатывать, – посоветовал Дорожкин.

– Не, – махнул рукой Адольфыч. – Это товар штучный, да и Фим Фимыч не бизнесмен. У него все по дружбе да по интересу. Но больнице иногда помогает. Есть там больные. На закрытой территории, которая за поликлиникой. И много. Особые больные. Богатые, которые готовы заплатить большие деньги за свое исцеление. И не только за свое, но за исцеление дорогих им людей, некоторые даже содержат специальные фонды, с которыми у нас неплохое сотрудничество. К взаимной выгоде. А ты думал, что я печатаю эти деньги? Или, думаешь, нынешние правители что-то отваливают от щедрот? Отваливают, когда кондрашка за печенку схватывает. Лечение у нас, кстати, не дороже, чем в зарубежных клиниках, а результат не в пример лучше. Иногда на грани чуда.