– Ужасное место, – с сожалением заметил Адольфыч, снизив скорость до минимальной. – Видно метров на пять, не больше. Да что там? Меньше. Но аварий не бывает, все берегутся. Хотя если по пьяни… Но тут, сразу скажу, практически никто не ездит. Только если я или Павлик, ну может быть, фура наша пройдет и вернется, автобус… Но опять же рядом с водителем или я, или Павлик. А то и сам за рулем. Особенное место. И ведь что обидно: включаешь дальний, так еще хуже видно. Прям как в снегопад. На ближнем плохо видно, на дальнем – ни черта. Тут недалеко село, в нем ткацкая фабрика когда-то была, ну да мы оборудование там кое-какое скупили, у нас будем налаживать. Та фабрика скатерти ткала. Ну мальчишки местные утащат шпульку с вискозой и ночью ее поперек дороги натягивают. Вискоза-то нитка слабая, руками легко рвется, а ночью под светом фар что твой канат. Ну и что? Жмешь на тормоз, так что колодки дымятся, а этим сорванцам что? С визгом бежать.

Дорожкин наклонился вперед. Лучи противотуманок не разрезали туман, а упирались в него. Он был готов поклясться, что перед машиной нет ни метра свободного пространства, еще немного, и туман сожрет и капот «вольво», но, судя по звуку, колеса катили все еще по дороге.

– Павлик не любит эти места, – усмехнулся Адольфыч. – Даже просил меня ему прибор ночного видения купить. А какой от него толк? Туман-то холодный… Хотя надо подумать. Хорошо, что недолго вот так-то. С полкилометра. Да и туман… не всегда такой густой… Проще, когда две машины идут, задняя в полуметре держится, дальше даже габариты не видно, а переднему не так страшно: если в кювет свалится, задние вытащат. Но все равно тяжко. Тут скоро слева дорожка полевая будет. На Курбатово, через брод. Теперь-то брода нет, как речку запрудили, но раньше, ума не приложу, как они, да по такому туману… Хотя что там лукавить, такого тумана раньше не бывало. Вот как речку запрудили… Ничего, сейчас должно кончиться уже…

Адольфыч вдруг напрягся, заиграл желваками, стиснул руль так, что тот заскрипел, отщелкнул коленом тумблер и уже через минуту стирал со лба капли жаркого пота. Туман снова поплыл клочьями, слоями, и через мгновение «вольво» выбрался на свет. Вокруг снова был лесок, слева под соснами за забором стояло двухэтажное кирпичное здание, за ним тянулась полосой колючая проволока.

– Тоже «почтовый ящик», – объяснил Адольфыч, облегченно вздыхая. – В советское время эти воинские части на каждом шагу торчали. Сейчас уж позакрывали большую часть. Но здесь какое-то воинское подразделение еще стоит. Связисты, кажется. Я бы вовсе ничего о них не знал, но мы машины тут оставляем, у кого из приезжих они есть, конечно. Мещерского машинка тоже здесь стоит. Ну во-первых, мало ли кто из ухарей в тот же туман залетит, а потом так уж решили – Кузьминск пешеходная и велосипедная зона.

– Мы на обочине, – заметил Дорожкин и посмотрел в зеркало.

Заднее стекло машины отгораживала матовая перегородка, а боковые зеркала были затенены. Но тумана за машиной Дорожкин не разглядел.

– Конечно, на обочине, – согласился Адольфыч и остановил машину. – А ну как я бы вылетел на какого-нибудь местного тракториста или на рейсовый автобус? Тут тридцать первый номер ходит пять раз в день. До Волоколамска где-то километров тридцать или чуть больше.

Дорожкин открыл дверцу, вышел наружу. Промерзшая трава хрустела под ногами. Тумана за спиной не было.

– Дальше будут дачи, – хлопнул дверью Адольфыч, оперся локтями о покрытый инеем капот. – С правой стороны. Когда-то тут такие грибные места имелись! Теперь все дачники затоптали. Замусорили лес. Видишь, как отпечатался простор в русском характере? Гадить можно где угодно, всегда свободное место найдется. А где-нибудь западнее, чуть сильнее плюнул – уже кому-то на голову. А у нас… – Адольфыч с досадой махнул рукой. – Если еще дальше ехать, лес кончится. Потом поле, деревенька Чащь. Мостик через речушку – Локнаш называется. Опять поле. Потом опять дачи, будь они неладны. Только слева. А когда-то на том месте лесок был маленький. Маленький, но грибной. Коноплево назывался. А за ним уж поселок, село и поворот на Волоколамск. А там Рига, по ней недалеко и до Москвы…

– Тумана за спиной нет, – сказал Дорожкин. – Был и нет. И подъезжали мы когда, он словно ниоткуда появился.

– Да, – признался Адольфыч, скривив губы в усмешке. – Чего скрывать? Приложили мы руку к этому туману. Кто-то отгораживается колючей проволокой, а мы вот туманом. Тоже неплохо, кстати. О нашей стороне тут дурные слухи ходят. Но мы заповедником прикрываемся. Видел? Даже охрана на КПП в егерской униформе. Местные особо и не лезут – нынешняя власть шутить не любит, когда на ее привилегии рот разевают, – народ напуган. Ну мало ли, оштрафуют или в милиции отмутузят. Но КПП все равно бдит. Может, кому и туман не помеха, и с ОМОНом познакомиться что почесаться. Но туман все-таки дело такое, разное может случиться в тумане. Сегодня ничего прошли, а то паутиной все забивает. Так если что – вон стоянка машин, можно позвонить в администрацию, машину вышлем, а самому не советую. Ничего не выйдет. Но я сейчас не о том. Ты думай, парень. Отсюда до Москвы чуть больше часа. Ну если на перекладных, то часа три. Если что, я не обижусь. Вещи пришлю. И зарплату выплачу за два месяца вперед. Не так, как твой последний шеф. Прямо сейчас.

– А почему вопрос встал именно так? – не понял Дорожкин.

– А он всегда встает именно так, – объяснил Адольфыч. – Ну с особенностями, конечно. Обычно, если человек начинает метаться, корни волочить, вместо того чтобы врасти в почву, я сажаю его в машину и везу сюда. Но так-то нечасто бывает. Хотя я всякого везу. Недавно, кстати, Мещерского с женой возил. Думать надо на свободе, а не за забором. Тут по-другому думается. А тебе подумать надо, такое уж за месяц навыпадало, некоторым на всю жизнь бы хватило. Понимаешь?

– Отбор, что ли, такой? – удивился Дорожкин.

– Считай, что отбор, – пожал плечами Адольфыч. – Если уедешь, ничего страшного, а останешься – значит, сам остался, никто не неволил. Мещерские вот решили остаться, хотя Маша Мещерская сильно перепуганная была. Ничего, привыкнет.

– Что там происходит? – обернулся назад Дорожкин.

– Где? – с деланым недоумением оглянулся Адольфыч.

– В Кузьминске этом самом, – не сводил взгляда с мэра Дорожкин.

– Садись, – коротко бросил Адольфыч, дождался, когда Дорожкин займет место рядом, положил руки на руль. – Что-то не так?

– Не так, – кивнул Дорожкин. – Вы обещали тихую мелодию, а там громыхает оркестр. Видел я, как ваши экстрасенсы по лесу прыгают. Много чего видел, не поверил почти ничему, да только объяснения толкового все одно не подобрал.

– А нужно объяснение? – спросил Адольфыч.

– Да уж хотелось бы, – нервно усмехнулся Дорожкин. – Голова так устроена, что нестыковки состыковать хочется. А если не стыкуются, значит, что-то не так или в голове, или вокруг.

– Мне как-то Неретин, который, как ты уже понял, бо-о-ольшой оригинал, – Адольфыч щелкнул себя по гортани, – сказал умную вещь. Наука должна не только отвечать на поставленные вопросы, но и честно говорить, что нет ответа, а не кричать и не стучать ногами, что нет вопроса. Отсутствие ответа еще ничего не значит. Вопрос-то есть. Но еще вернее, что есть и ответ. – Адольфыч щелкнул пальцами. – Но он почти никому не известен. Или вовсе никому.