Вартанян зашёл ненадолго в свою комнату, чтобы взять документы, одеться соответствующим образом и пойти к Ришельенко,

Глава 20

Аудиенция

Вартаняна быстро пропустили и даже проводили до кабинета Ришельенко. Ришельенко встал и поздоровался с ним за руку, что делал не каждый раз и далеко не со всеми.

Вартаняна это смутило, хотя вид Ришельенко его несколько разочаровал. Воображение, подогретое детективами и рассказами недавних друзей, рисовало нечто более массивное и близкое к супермену. Напрасно Вартанян искал седину на висках Ришельенко, не было видно и медального профиля. Обычный человек, мимо такого пройдёшь не заметив, разве что глаза какие-то более пристальные. Смотрят серьёзно и прямо в душу, и уже когда ты хочешь отвести свой взгляд от них, чуть не испугавшись этой пристальности, в них загораются озорные огоньки, и все вроде обходится спокойно и приветливо.

Беседу начал Ришельенко. Он сообщил Вартаняну столько подробностей его поездки в Одессу, что Вартанян не удивился только потому, что уже знал, кто такая Мила. Но интересного было много. Стали ясны не достающие подробности исчезновения его друзей в аэропорту, подробности одесских перемещений Жоры, а также источник возникновения подвесок. И вся неприглядная картина, скрытая до недавнего времени от Вартаняна, начала вырисовываться всё отчётливее. Вартанян не слишком удивлялся, поскольку сам уже стал догадываться о закулисной стороне дела о подвесках. Не далее как вчера он наблюдал объяснения своих друзей.

Кроме того, осадок отношений с Катей Бонасеевой также не растворился до конца. Вартанян не удивлялся, он просто яснее увидел свою роль в этом театре масок и расстраивался всё больше и больше. Ришельенко, хорошо чувствующий оттенки настроения собеседника, несколько растерялся, ожидая всё-таки и удивления, но профессионально бесстрастно продолжал беседу.

Ришельенко знал всё. Даже то, чего не знал. Но одно он не мог понять: как Вартаняну удалось объегорить не только Жору, но и Милу с этими подвесками, как удалось ему подсунуть Жоре им же заготовленные фальшивые? Профессиональная гордость Ришельенко была уязвлена. Поэтому он решительно перешёл в разговоре с Вартаняном на «ты».

Ришельенко долго ходил вокруг да около, а потом спросил напрямую. Вартаняну нечего было скрывать: дело-то было уже сделано. И он рассказал Ришельенко всё как было, опустив при этом некоторые мелкие детали, касавшиеся их с Милой отношений и к делу не относившиеся.

Ришельенко внимательно выслушал, покачал головой и спросил вдруг, что Вартанян собирается делать дальше.

— В институт поступать и учиться, — ответил Вартанян.

— На кого? — спросил Ришельенко.

— На инженера, — ответил Вартанян.

— Да-а, — сказал Ришельенко.

— А что? — спросил Вартанян.

— Да так, — ответил Ришельенко, подумал и продолжил: — Не знаю, есть ли у тебя способности стать инженером, но знаю, что есть в тебе порядочность, молодой напор, честность и даже наивность. Хорошие внешние данные, спортивность, склонность к анализу. Это на первый взгляд. Есть, конечно, и лишнее, и многого нет, но всё поправимо. Главное — хорошее отношение к окружающим. Так вот, может, лучше по нашей части пойдёшь?

— Я мечтал стать инженером.

— Да, — сказал Ришельенко, — ещё забыл про упрямство. Смотри, по нашей части у тебя явные способности. Так что подумай.

— Я думаю, что инженеры вам тоже нужны.

— Инженеры всем нужны. Кстати, как поживают твои друзья?

— Это Атасов…

— И остальные.

— Не знаю. Я с ними не так часто теперь вижусь.

— Людишки не самого первого сорта.

— Да, я уже понял после этой истории.

— Вот видишь, какой ты молодец. Может, всё-таки подумаешь? Нам такие люди нужны. На юрфаке поучишься — и к нам.

— Да нет, я на инженера хочу.

— Ну смотри. А твоих друзей мы всё-таки попробуем исправить. Передай им, чтобы не вздумали уклоняться от повесток. Так лучше будет. Всё равно ведь найдём. И будем исправлять.

— Но они в принципе неплохие ребята, — попытался защитить их Вартанян.

— Но ведь и не хорошие.

— Может, и не очень, — вынужден был согласиться Вартанян.

— Ну ладно, ты всё-таки подумай, о чём мы говорили, и позвони, если что. Ладно? — И Ришельенко написал Вартаняну свой номер телефона. — До свидания.

— До свидания, — ответил Вартанян.

Он вышел на улицу и медленно брёл, наслаждаясь утренним воздухом. Что его ждало впереди, он ещё не знал, знал только — что-то хорошее. Потому что если бы ждало плохое, то Ришельенко не выпустил бы его вот так просто на улицу и не звал бы к себе на работу.

Но не успел Вартанян отойти от подъезда и на пятьдесят шагов, как увидел Милу. Во рту мгновенно пересохло. Захотелось броситься ей навстречу, но он сдержался и даже помрачнел.

— Привет! — радостно воскликнула Мила.

— Здрасте, — ответил он,

— Ты что, не рад мне?

Ещё как, — ответил он.

— Ты куда? — спросила она.

— Я оттуда, — он кивнул на подъезд, из которого недавно вышел. — А ты туда?

— Да, — твёрдо сказала Мила, профессионально всё поняв. — Пока?

— Пока, — ответил он.

— Ты звони, — сказала она и добавила, улыбаясь: — Когда отойдёшь.

— Хорошо, — ответил он, — если отойду,

И они разошлись,

Вартанян шёл по улице, но уже не мог вспомнить, о чём мечтал до встречи с Милой, поэтому начал мечтать о другом. О том, как он поступит в институт.

А по столице, как бульдозер, сметая всё на своём пути, шёл летний день, И только абитуриенты могли противостоять ему, сидя за учебниками. И Вартанян уже через полчаса влился в их ряды.

ПЯТИЧАСОВОЙ ЭКСПРЕСС

В жизни бывает всякое, и потому она сама виновата, что, пользуясь этим, иной сочинитель порой и приврёт кое-что, да так хорошо нагородит, что даже сам начинает в это верить.

Поэтому не надо думать, что то, чего не было, не могло быть или то, что было, могло быть на самом деле. Природа не терпит вакуума, так что то, чего не было, наверняка ещё будет.

Но зато то, что было, уже никогда не повторится, потому что не должно повториться, и даже есть специальные организации, которые следят, чтобы больше не повторилось. Однако целесообразно начать сначала.

Я прибыл в Сазоновград пятичасовым экспрессом. Удостоверение газеты не помогло. Номер в гостинице мне не дали. Брони на меня не было и быть не могло.

— Разве вам не звонили?

С чего бы это?

— И Пётр Иванович?

Неведомый, кстати, никому, и мне в том числе.

— Что же, теперь известному журналисту столичной газеты под забором ночевать?

Всё это не помогло. Известных журналистов было полно.