с кровной местью. Сексуальный мотив и имитация Верцени всего лишь прикрытие».

– Потрясающе! Какое Каморре может быть до этого дело.

– Слушай, какие комментарии появились в сети: «Все журналисты продажны и состоят на побегушках у магистратов». И еще: «Вы некомпетентны! Как вам не стыдно!» А потом еще: «И это они называют информацией? Полный отстой!»

– Деликатные ребята.

– Целый хор оскорблений.

– Но от этого мне все так же на них наплевать.

3 января

Безана и Пьятти назначили встречу с Лючиллой Перего, сестрой Даны, которая работала в одном из спортзалов большого торгового комплекса. Она появилась у входа в фиолетовой спортивной майке, легинсах цвета фуксии и в фосфоресцирующих желтых кроссовках. Такой избыток цвета особенно остро чувствовался на фоне ее тусклого взгляда. Приглядевшись, можно было заметить, что на ногтях у нее поблескивали розовые стразы в цвет лака, которые уже частично раскрошились, и остался только печальный след былого кокетства. Не слишком чистые волосы были забраны в хвост: видимо, после смерти сестры у нее не осталось сил следить за собой.

– Возьми пока зал на себя, – велела она подошедшему парню, – мне надо поговорить с журналистами.

В том, как Лючилла произнесла слово журналисты, угадывалось ее простодушие. Горе, не позволявшее ей вымыть голову, не мешало придавать важности другим вещам.

– Хотите посмотреть спортзал?

Ясное дело, им это было не очень интересно, но они прошли за ней. Двигаясь походкой будущей балерины, закончившей провинциальный класс зумбы, Лючилла провела их в зал. Оборудование было новейшее, но вид из окна на бензоколонку, кольцевую развязку и какие-то склады навевал уныние.

Илария постаралась поддержать диалог, но мало что могла сказать.

– Занятия на велотренажерах, – повторила она. – Здорово!

– Да, мы начали в прошлом году, – отозвалась Лючилла, – и теперь организуем занятия по аэробике, кардиотанцам и трикингу, сочетающему в себе брейкданс, капоэйру и паркур.

– А-а, – протянула Илария, – я никогда не была в таком спорткомплексе.

Лючилла показала им зону спа, очень претенциозную. Бассейны разных типов поблескивали в приглушенном свете свечей, создавая у посетителей впечатление, будто они находятся в отеле класса люкс, а не в большом торговом центре с игровыми автоматами, пиццериями, где готовят еще и кебаб, и галантерейными магазинами, где по старинке выставлены манекены в париках.

После этой маленькой экскурсии они направились на фудкорт торгового центра, где размещалось множество горок. В воздухе стоял сильный запах жареного мяса и раздавались крики двух девочек в платках, которые играли на горке. Мать, закутанная еще плотнее, чем они, ела гамбургер.

Они заказали кофе.

– Я знаю, кто это был, – вдруг заявила Лючилла.

Безана уже привык к подобным заявлениям.

– В самом деле? – притворно удивился он.

– Это Кристиан.

Безане сегодня изменяло его всегдашнее терпение, но он сделал над собой усилие.

– Отец ребенка?

– Нет, – нервно рассмеялась Лючилла. – Сальво никому не смог бы причинить вреда. Он человек…

Безана прикрыл глаза. Он знал, что сейчас появится великая триада: личность / возвышенная / солнечная (твою мать / твою мать / твою мать, выругался он про себя).

– Он личность возвышенная, солнечная, – слово в слово повторила его мысль Лючилла. – Он человек уникальный, единственная сильная личность, которая встретилась моей сестре в ее жизни. Но, может быть, ей не нравились сильные личности.

Наконец-то и у жертвы открылась темная сторона, которая была скрыта за риторикой, развернувшейся вокруг убийства. Как будто самого убийства для этого недостаточно. Теперь Безана слушал внимательно.

– Так кто же этот придурок?

Безана посмотрел Лючилле прямо в глаза. Она смутилась и разволновалась, по спине у нее пробежала дрожь.

– Сталкер, – ответила она и опустила голову.

Илария удивилась. Почему она опустила голову?

– Он был моим женихом, – продолжила Лючилла. – А потом потерял голову от моей сестры и бросил меня ради нее. Так случается.

Безана улыбнулся Лючилле: общими фразами она хотела отгородиться от нанесенного ей удара, повинуясь основному инстинкту самозащиты. По крайней мере, перед лицом человеческих слабостей Безана чувствовал себя гораздо свободнее.

Лючилла с огромным усилием пыталась высказать мысль, очень важную для нее: если человека как следует прижать, то зло становится соучастником. Только когда кого-то уже убили, можно понять, кто жертва, а кто преступник. Но не раньше.

– Во-первых, есть две жертвы. Я не знаю, удастся ли мне объяснить. Две жертвы нездоровых отношений. И этот опаснее всего.

Безана покорно ее слушал. Ему стало стыдно, что он осудил эту девушку за несколько банальных прилагательных.

– Значит, две?

– Да. – Теперь Лючилла отдирала с ногтя последние остатки лоска. Она подняла голову и вызывающе посмотрела на Безану. – Вы никогда не думали, что трудно достичь определенных вершин в одиночку?

Безана кивнул. В самом деле, всякий губительный союз – своего рода есть негатив чуда. И для этого требуются двое.

– Моя сестра знала это. Так же твердо, как я знаю, что это сделал он, – продолжала Лючилла, указательным пальцем убирая с языка прилипшую стразу.

Безана сидел как загипнотизированный. Илария потянула его за руку. Ей хотелось крикнуть: «Эй, да не смотри ты на нее так, ради бога! Это всего-навсего больные люди. Не стоит цепляться за ее слова». Кажется, Безана это понял.

– Они были обречены, – произнесла Лючилла со злобным оскалом. – Очень эротично чувствовать себя обреченными, не находите?

Она с каким-то злым отчаянием впилась взглядом в Безану, прищурившись и приподняв верхнюю губу. Пьятти вскипела от ярости. Ей плевать на эту философию сумасшедших. Они слишком много сил тратят на то, чтобы быть нормальными, и во всей этой бредятине нет ничего здравого и поэтического.

– Спасибо, вы были очень любезны, – вмешалась Илария. – Где мы можем найти вашего бывшего?

Но Безана сделал ей знак сидеть тихо. Он хотел дослушать историю до конца.

3 января

Лючилла начала рассказывать. Из них двоих Дана всегда доминировала, а она сама всего лишь покорно выполняла все ее приказы. Пока не выросла. Конфликт вспыхнул, когда обе достигли своего расцвета. Лючилле исполнилось двадцать, а Дане – тридцать. Они осознавали и свою красоту, и что это рано или поздно приведет к столкновениям. Сестры не могли не поддерживать друг друга еще и потому, что жизнь у них была достаточно скверная.

Их отец, шофер грузовика, умер, когда обе были еще маленькими. Мать рано заболела болезнью Альцгеймера, и ее поместили в клинику. Дана думала, что сумеет справиться со всеми трудностями благодаря своей работе, не рассчитывая на бездельника мужа. Прекрасный человек, но такой невезучий. Едва он устраивался работать на фабрику, как та закрывалась. Казалось, что он тащит за собой невезение.

Дана засучив рукава старалась содержать