— Не могла бы M.I.5 взять на себя анализ всех коробок с шоколадом и сигарами, присылаемыми на имя премьер-министр? — предложит Колвилл. [357]

— Нет, это невозможно. К тому же я считаю предательством отнимать шоколад у Скотланд-Ярда: они кормят им своих сотрудников и собак.

В конечном итоге, уступив доводам Колвилла, Ротшильд согласится. 24 сентября 1941 года состоится первая проверка сигар на токсическое и бактериологическое инфицирование. Тесты будут проводиться на мышах, которым вводили инъекции из сигарного экстракта и окуривали сигарным дымом. Как гласит заключительный отчет, «все проверенные экземпляры оказались настолько безвредными, насколько это возможно». [358]

В связи с тем что проверке подвергалось лишь небольшое число сигар, даже после тестирования их употребление не могло считаться безопасным. Специалисты M.I.5 посоветуют проверять каждую сигару на наличие пятен и следов от уколов. Выполнение столь хлопотной миссии возьмет на себя верный телохранитель Черчилля инспектор Томсон.

В ноябре 1941 года британскому премьеру придет новая партия сигар. На этот раз к Черчиллю обратится его старший помощник Джон Мартин:

— Принимая во внимание недавние публикации в средствах массовой информации, считаю, что употребление этих сигар связано для вас с большим риском, совершенно неоправданным в нынешней ситуации.

— Что же вы предлагаете? — удивится Уинстон.

— Возможны три варианта. Во-первых, сигары можно обменять у надежных дилеров, с последующей продажей ничего не подозревающим покупателям. Во-вторых, их можно отдать на проверку лорду Ротшильду, правда, тогда мы лишимся некоторых экземпляров, которые, возможно, выкурят. И наконец, в-третьих, сигары могут быть уничтожены или выкурены кем-то из вашего окружения, кто готов принять на себя такой риск.

— Нет, нет, нет, — возмутится премьер. — Первый вариант омерзителен, второй неприемлем. И вообще, если эти сигары небезопасны для меня, значит, они небезопасны и для всех остальных, поэтому лучше всего их будет уничтожить. [359]

Несмотря на всю серьезность, с которой Черчилль относился к данному вопросу, иногда он не прочь был и пошутить. Заместитель министра авиации лорд Бальфур вспоминает, как во время очередного заседания Комитета обороны Уинстон предложит всем членам кабинета министров по сигаре, сказав при этом:

— Джентльмены, я собираюсь провести эксперимент. Я хочу дать каждому из вас по одной сигаре.

Затем, выдержав небольшую паузу, добавит:

— Возможно, какая-нибудь из них содержит смертельный яд. [360]

Скорее всего, в данном случае использовались уже проверенные Ротшильдом и Томсоном экземпляры. Уинстон же просто хотел разыграть своих подчиненных.

Несмотря на все хлопоты, связанные с подарками с Кубы, Дон Пепин продолжит высылать своему новому кумиру коробки с отборными «гаванами». Новым лозунгом своей компании он сделает: «Сигар хватит до победы!» В 1947 году формат Julieta № 2 получит новое имя Churchill, которое и сохранится до наших дней.

И все-таки возвратимся к вопросу — какую же роль играли сигары в жизни британского премьера? Черчилль был слишком незаурядной личностью, чтобы использовать «гаваны» только для курения. Он пойдет намного дальше, взяв их на вооружение при создании своего собственного уникального имиджа. На протяжении всей своей жизни Уинстон питал особую любовь к публике. Как вспоминал Ллойд Джордж:

— Его ноздри раздувались лишь от аплодисментов палаты общин. Он настоящий актер, обожающий быть в центре внимания. [361]

Черчилль всегда очень болезненно переживал, если по каким-либо причинам его персону игнорировали или оставляли без внимания. С годами подобное поведение лишь усилится, вызвав недоумение у его любимого зятя Кристофера Соамса:

— Не странно ли, чем старее становится Уинстон, тем ему больше нравится проявление людской любви. У нас масса работы, мы трудимся не покладая рук до двух, иногда и до трех ночи, Уинстон же каждый день тратит целый час на чтение газет. Он внимательно просматривает каждую полосу с одной-единственной целью — найти что-нибудь о себе. Это становится как наркотик. [362]

Неудивительно, что, подписывая в 1952 году вместе с Трумэном фотографии с Потсдамской конференции, Уинстон пожалуется президенту США, что даже на самых лучших фотографиях видна только его спина. Немного смущенный подобным откровением, Трумэн пообещает Черчиллю выслать при случае подходящие фотографии. [363]

Эпизод с фотографиями не идет ни в какое сравнение с тем, что произойдет во время коронации Елизаветы II в июне 1953 года. Во время церемонии, когда кареты с вершителями судеб Британской империи направятся из Вестминстерского аббатства в Букингемский дворец, экипаж премьер-министра, развернувшись у арки Адмиралтейства, поедет в сторону Даунинг-стрит. Подобное отклонение от протокола повергнет в шок как основных участников церемонии, так и многотысячную публику, наблюдавшую за процессией с лондонских улиц.

Будут выдвигаться самые разные версии случившегося, начиная от перевозбуждения лошадей и заканчивая усталостью Черчилля, которому в тот момент шел семьдесят девятый год. Что же произошло на самом деле? Историк Кей Хейлл, автор книги «Неугомонный Черчилль», возьмет интервью у некоторых участников этого события, включая кучера премьер-министра Кристофера Сайка. По его словам, еще до того, как сесть в экипаж, сэр Уинстон выразит крайнее недовольство размером окон в своей карете. Они были слишком малы, и Черчилль не без оснований боялся, что его никто не увидит за такими амбразурами. Он выскажет лорду Морану:

— Было бы гораздо лучше использовать большую машину с огромными стеклами, нежели оказаться спрятанным от внешнего мира в этой ужасной каретной коробке. [364]

По мере приближения к Букингемскому дворцу Черчилль станет все больше нервничать, ревнуя королеву к приветствиям толпы. Эмоциональный накал достигнет апогея около арки Адмиралтейства. Сэр Уинстон схватит трость и примется стучать ею по крыше кареты, требуя у кучера, чтобы тот повернул домой. По приезде на Даунинг-стрит Черчилль расстроится еще больше, узнав, что весь штат его резиденции в прекрасном настроении отправился на праздник. [365]