class="p1">– Вы не поверите, на какие ухищрения идут преступники, – парировал Петрушевский, продолжая листать блокнот, и вдруг замер. – Виктор, смотри сюда, это уже интересно. Пожалуйста, чёрным по белому написано: «Нонна Полякова, бриллианты – двадцать, рубины – пять, янтарь – восемь, сапфиры – десять… Всего золота и так далее…» – он повернулся к директору. – Скажите, вы сосчитали драгоценности, которые украли у Ельцовой?

– Да нет же, – Владимир готов был расплакаться. Ну какого чёрта он оставил эту запись? Какого чёрта? Сейчас на её основании они выстроят обвинение, и ему не отвертеться. Им лишь бы кого обвинить, – тем более, раскрыть убийство в элитной квартире нужно как можно быстрее, наверняка торопит начальство, а тут подвернулась такая подходящая кандидатура.

– Да, я записал, что находится у Нонны, – признался Горячев, – но никого не убивал.

– Вы намеревались завладеть украшениями? – спросил следователь.

Владимир решил не отпираться от очевидного. Пусть будет что будет.

– Да, я намеревался жениться либо на старухе, либо на Нине, чтобы потом стать хозяином их добра! – выкрикнул он. – А что, оставлять всё государству? И чем я хуже тех, кто, имея влиятельных покровителей, не трудится день и ночь подобно мне, и всё равно разъезжает на машинах и отоваривается в валютных магазинах? Или одним можно всё, а другим – ничего?

Петрушевский посмотрел на него с презрением. Перед ним сидел красивый высокий самец с правильными чертами лица, большими серыми глазами, густой, уже начинающей седеть шевелюрой, занимающий хорошую должность, на которую без покровительства, кстати, тоже не попасть, и с неплохой зарплатой, но этого ему было мало. Он хотел всего и сразу.

– И Нина дала согласие стать вашей женой? – усмехнулся Виктор. – Видите ли, для нас это звучит странно, потому что, прежде чем приехать сюда, мы навели о вас справки. Вы уже двадцать лет состоите в законном браке и воспитываете двоих детей. О вас отзываются как о примерном семьянине, из чего мы сделали вывод, что с супругой вы на данную тему пока не разговаривали.

– Допустим, не разговаривал, – согласился Горячев. – Но, уверяю вас, этот вопрос решился бы у нас очень быстро. Наш брак давно дал трещину. Мы пытались сохранить его ради детей, и вот настало время, когда они выросли и уехали учиться в разные концы страны, а мы остались бок о бок, два чужих человека. Она не стала бы препятствовать устройству моей жизни, поверьте.

– И всё же если бы у вас с Ниной было серьёзно, вы бы давно сказали об этом жене, – не согласился с ним Виктор. – Мы навели справки и о ней. Вам нечего её бояться, она не ваш начальник, – наоборот, просто домохозяйка, которая живёт за ваш счёт. Впрочем, такие бывают самыми ярыми борцами за сохранение брака, – он вдруг улыбнулся, но улыбка вышла недобрая – просто растянулись уголки губ. – В нашей практике был один случай. Мужчине дважды удалось жениться. Меня часто спрашивают: как? Легко. Он сделал вид, что потерял паспорт, потом явился к паспортистке с бутылкой шампанского и коробкой конфет, и женщина не проверила его семейное положение. Таким образом он преспокойно получил чистый паспорт и женился снова. Так у человека появилась вторая жена в Киеве, а первая радовала его в Ленинграде. Обеих звали Оксанами, однако он утверждал, что выбирал не специально – так получилось. Его работа была связана с командировками, поэтому долгое время они не знали о существовании друг друга. Если бы он не совершил преступление, возможно, ему удалось бы скрывать двоежёнство ещё дольше.

Горячев дернулся. Его покрасневшие от напряжения веки затрепетали, как крылья мотылька.

– Я понимаю, куда вы клоните, – выдавил мужчина, – но клянусь вам, я не собирался совершать ничего противозаконного. Моя жена Лида обязательно всё бы узнала – в своё время. Что касается Нины, ещё раз повторяю – я её не убивал. Сейчас вы мне рассказали о преступнике, но я не преступник и никогда им не был. Вы как профессионалы наверняка найдёте доказательства.

Что-то подсказывало Сарчуку, что этот альфонс не врёт, и тем не менее он казался таким мерзким, вызывал такое презрение, что не возбудил ни капли жалости, и оперативник обрадовался, когда Анатолий распорядился задержать Горячева. Впервые ему не хотелось помогать человеку доказывать невиновность. Те же самые чувства испытывал и Петрушевский.

– А если бы вы скончались раньше Нины, что сталось бы с её драгоценностями, за которыми вы так охотились? – с насмешкой спросил он. Владимир взъерошил волосы:

– Я всё продумал. Мне удалось бы уговорить Нину оставить наследство моим детям, а не сестрице, которая позволила бы их пропить своему сожителю. Я не бросил бы первую семью без средств к существованию.

Омерзение, которое испытывал следователь к подозреваемому, продолжало нарастать. Он с удовольствием засадил бы его за решётку, но виновность требовалось доказать, и они с Сарчуком принялись за работу, однако доказали обратное. В день убийства Нины во Дворце спорта проводились областные соревнования, директор, естественно, был на месте, и главное, – его видели сотни людей. Когда Петрушевский сообщил Горячеву, что он свободен и милиция больше не имеет к нему претензий, Владимир довольно улыбнулся.

– Я с самого начала говорил правду, – его серые глаза вдруг забегали из стороны в сторону. – Могу ли я задать вам один вопрос, прежде чем уйду отсюда?

– Разумеется, можете, – кивнул Анатолий. – Я вас слушаю.

Мужчина немного помялся, потрогал нижнюю губу, вероятно, волнуясь, и поинтересовался с заиканием:

– Скажите, кому достанутся ценности Ниночки, когда вы отыщете настоящего преступника?

Сарчук откинулся на спинку стула. Петрушевский непроизвольно потрогал утиный нос. Такого поворота никто не ожидал.

– Это вещественные доказательства, вещдоки, слышали такое слово? – пояснил ему Виктор. – Они будут находиться у нас до окончания следствия.

– А потом? – настаивал Горячев.

– Потом они перейдут к ближайшим родственникам Ельцовой, – добавил оперативник, удивляясь его назойливости. – Ещё вопросы есть?

Владимир снова помялся.

– Видите ли, сестрица покойной при жизни её не жаловала, – признался он. – Ниночка редко ходила к ней в гости, потому что мою невесту звали только тогда, когда им нужны были деньги. Бедняга содержала так называемую семью Шаповаловых. Если им достанутся уникальные драгоценности, забулдыга-сантехник всё продаст и пропьёт в один день.

Виктор сжал кулаки, еле сдерживая себя. Ему до смерти хотелось врезать по этой сытой роже. «Влюблённого» в Ниночку жениха не беспокоило, как была убита его невеста, когда похороны и какую посильную помощь он может оказать. Директора волновало лишь одно: золото уплывало из рук, – золото, на которое он потратил массу времени и сил. Оперативника посетила крамольная мысль: беднягу Нину, решись она выйти