– Кто за горизонтом следит, вашу мать!!! Кирилл, ты криворукая обезьяна, крути быстрее!!! Васька, глаза разуй, патрубок погнешь, потрох сучий, зашибу!!! Я спрашиваю, кто за горизонтом следит, а?!

– Мне одному кажется, что он сейчас спустит штаны и начнет насиловать двигатель? – вздохнул Жаров.

– Не тебе одному, – Вишневский покачал головой. – Если он это сделает, стреляй. Я пойду, осмотрю горизонт.

Вернувшись на палубу, Никита обнаружил, что берег настолько далеко, что его уже не видно, а на линии горизонта просматривались только вершины крупных сопок и уже нереально далекий вулканический комплекс, в который входил и вулкан Авача. Однако смотреть следовало в другую сторону.

Сам океан вокруг стал фантастически тих. Никакого колыхания волн. Тихий океан как будто превратился в гигантское мутное зеркало, на котором неподвижно застыл тральщик. Трудно было поверить, что эта сюрреалистичная тишина и безмятежность, в которой прекратилось даже течение времени, предвещает нечто ужасное. Вишневский поднял бинокль и обратил взор на восток. И он увидел то, что мгновенно заставило его поверить.

Чернеющий на горизонте водяной вал катился в их сторону ровной и медленно поднимающейся стеной. Не было никаких пенистых гребней и брызг воды. Океан не являл собой огромный хаотичный водоем, на поверхности которого каждая капля жила своей жизнью и норовила двигаться туда, куда ей вздумается. Сейчас вся эта чудовищная водная масса стала единым целым, одержимым единственной целью – обрушиться на земную твердь Камчатского полуострова всесокрушающей мощью. Как будто все эти дикие, предоставленные самим себе капельки в одночасье были мобилизованы в самый страшный и сильный легион в мире, с железной дисциплиной и целью тотального уничтожения.

– Волна на горизонте! Мы к ней левым бортом! – заорал Вишневский в люк, ведущий в машинное отделение.

– Черт-черт-ЧОООРТ!!! – заголосил Самсонов. – Кирилл, баран тупой, вот ту хреновину вон к этой хреновине подключи! Нет, другую хреновину! Да, к этой хреновине! Ах ты, олень косорукий, быстрее! А чего вы все тут столпились, животные?! Все в ходовую рубку и жилеты спасательные надеть! Со мной четыре человека остаются!

– Все наверх, кроме мотористов! – скомандовал Жаров.

– Семен, запускай! – крикнул Самсонов.

– Васька, вон, гайку еще не закрутил!

– В жопу Ваську! Запускай падла!

Двигатель загудел.

– Давай, родимая, давай… Не подведи, ну… Работает!

Мотористы радостно закричали, и Самсонова снова перекосило от демонического гнева.

– Хватит визжать, бездари! Ко второму двигателю! Живо!

По трапу спустился Андрей.

– Жар, передай на мостик! Полный вперед и носом перпендикулярно волне!

– Я уже сказал, – кивнул Жаров. – Вам пора подниматься наверх.

Мичман отрицательно мотнул головой.

– Мы остаемся.

– С ума сошел?! А если…

– Жар! Нам нужны оба двигателя! Нам нужна максимальная мощность, или нас размажет по всей Камчатке! Мы остаемся и продолжаем работать! Предупреди нас, когда волна будет в полумиле от корабля, чтоб мы тут ухватились за что-нибудь и кости себе не переломали.

– Хорошо, Палыч.

– И это… Жар… Не поминайте лихом, ежели что.

– Ладно, – кивнул Андрей, – удачи вам.

– Да у нас теперь одна удача на всех, это же очевидно, ядрена вошь!..

* * *

– Оливия, ты не должна задерживаться из-за меня, – ворчал Антонио. – Уходи на вершину, я доберусь сам.

– Нет! – категорично ответила Собески. Она закинула его левую руку себе на плечи и помогала идти.

– Ну почему ты такая упрямая…

За спинами болтались тяжелые рюкзаки с пищей, водой, теплой одеждой на ночь и другой необходимой утварью. Благо, после землетрясения было решено всегда держать подобный запас наготове. Михаил называл это почему-то «тревожными чемоданчиками».

– Оливия, послушай, мы уже достаточно высоко. Не было в истории таких волн, которые могли бы достать на подобной высоте. Это только в ваших глупых и безобразно дорогих голливудских фильмах такое бывает.

– Бывало… Тони… – тяжело дыша, произнесла Оливия. – Нет больше никакого Голливуда… Очень давно нет… А кто… А кто-нибудь мог в это поверить? Что весь мир сотрет с лица земли…

– Дорогая, ты совсем выдохлась. Давай хотя бы отдохнем. – Квалья остановился.

Чувствовалось, что она упрямо желала идти дальше, но эту остановку восприняла с огромным облегчением. Она обхватила руками ближайшее дерево и прислонилась к нему. Ужасно хотелось сесть на землю, но с таким рюкзаком будет очень трудно встать.

– Почему так долго нет Миши…

– Оливия, не волнуйся. Он придет.

– А если… Что, если они стреляли в него?

– Мы бы услышали выстрелы. Поселок рядом. Никто в него не стрелял. Успокойся.

– А если с ножом…

– Господи, да прекрати ты уже! Почему ты так плохо думаешь о местных?

– Я не думаю плохо о местных, Тони. Я думаю, что нет зверя опаснее человека…

Квалья усмехнулся и взглянул на горящий факел, который все еще сжимал в правой руке. Как же он, наверное, глупо выглядит с этим факелом в ясный солнечный день. Хотя кто его увидит, кроме Оливии? Это ночью его было бы видно очень далеко. Точнее, горящий огонь…

Квалья вдруг резко обернулся и уставился на противоположный берег внезапно обмелевшей Авачинской бухты.

– Факелы… – произнес он, глядя на далекие руины Петропавловска-Камчатского.

Собески подняла взгляд на Антонио.

– Что?

– Оливия, те странные огни, что мы наблюдали ночью, помнишь? Это были факелы. В Петропавловске-Камчатском кто-то есть.

– Приморский квартет давно уже отправлял туда экспедицию, Тони. Много лет назад. Это было, наверное, первое, что они сделали, дорвавшись до власти. Это абсолютно мертвый город. И они говорили, что там радиация.

– Похоже, теперь уже нет. И не забывай, что в Хиросиме тоже была какое-то время радиация. А потом город заново отстроили. Ваши пилоты сбросили на Хиросиму урановую бомбу. А в последней войне были бомбы термоядерные. От водородных бомб остается меньше радиации, хотя они в десятки и сотни раз мощнее. Там давно уже радиационный фон пришел в норму.

– Боже, Тони, я не могу сейчас забивать себе голову этим. Я хочу, чтобы Миша поскорее…

Оливия вдруг замолчала.

Квалья взглянул на нее. Собески продолжала стоять лицом к вершине сопки, но теперь она стояла раскрыв рот, и в глазах ее читался сильнейший испуг.

– Оля?

– Тише, Тони, не делай резких движений… Он здесь… – прошептала Собески.