В правой руке, которой я рассеянно поднимала и бросала камешки, сидя на бетонном блоке, вдруг оказывается гладкий цилиндр. Опускаю глаза и вздрагиваю: кость. Припоминаю давние уроки анатомии. Если не ошибаюсь, это часть запястья человека. Испугавшись, бросаю ее и вижу, что среди кусочков мела, гальки и подошв от башмаков там и сям лежат кости: потолще и пустые внутри, короткие, похожие на пальцы; многие почернели на концах, словно обугленные; одна или две отрублены наполовину, с зазубринами, словно их дробили. Начинается прилив, летит ветер с реки, и берег наполняется свистом и плачем беспокойно ворочающихся предметов: стоны и скрипы, скрежет и стуки, словно сама Темза требует к себе внимания.

Поднимаю голову и вижу, что не одна. В мансарде одного из домов прибрежной аллеи стоят люди и смотрят вниз, на меня. Поднимаюсь и, объятая безотчетным страхом, спешу назад, к ступеням причала.

Суббота

Соня

Дома я беру старый переносной CD-плеер (Кит пользовалась им, когда была подростком), стопку дисков и айпод. Только собираюсь вернуться в гараж с подарками, надеясь возвратить Джезу лучшее расположение духа, как с вокзала возвращается Грег. Он входит в гостиную, распахнув руки, с дурацкой мальчишеской усмешкой на лице.

— Ну наконец-то мы одни! — восклицает муж, а потом подходит и кладет руки мне на талию, прижимается сзади носом к моей шее и начинает целовать ее. — Положи ты эти диски. Сейчас не время для уборки, — шепчет в ухо.

Я вырываюсь.

— Соня, ну пожалуйста, не надо подниматься, здесь лучше. Пусть для разнообразия все будет стихийно. Тут же больше никого нет! Черт возьми, мы можем делать все, что захочется…

Грег часто дышит — догадываюсь, всю дорогу от Юстона он думал только об этом и летел во весь опор. Муж снова прижимается ко мне; что-то твердое прикасается к моему бедру. Он оттягивает ворот моего топа и засовывает руку под лифчик. Рука горячая и чуть липкая.

— О Соня, я так скучаю по тебе в командировках! Все время прокручиваю в голове сцену: ты здесь одна, в черной юбке и чулках, пытаешься делать что-то по хозяйству, а я вхожу и беру тебя прямо в гостиной…

Делаю вид, что слова мужа меня забавляют, отталкиваю его, выдавливая из себя смех.

— В моей фантазии у тебя в руках щетка для обметания пыли, ты полируешь мебель, я вхожу и беру тебя…

Я едва не разражаюсь грубым хохотом — «Щетка для обметания? Да я ее в жизни не держала!» — но чувство юмора исчезло.

— Извини, не могу. Не здесь. Не в этой комнате.

— Расслабься! — шепчет он. — Расслабься и наслаждайся!

— Послушай. Тебе ведь нравится эта фантазия? Если так необходимо делать это именно здесь, я уйду, а ты можешь ублажить себя сам. — Убираю его руку из-под моей юбки и кладу ему на пах.

— Я столько раз делал это, Соня! Это единственное, что мне остается вдали от тебя… — Доктор кладет руки мне на плечи, подталкивает меня к дивану, роняет на него и, опустившись на колени, склоняется надо мной.

— Грег, пожалуйста, прекрати. У меня дел полно. И настроения нет.

Он хмурится:

— Ты всегда не в настроении. Скажи, пожалуйста, что, черт побери, я должен сделать, чтобы это изменилось!

Его правая рука больно давит мне на ключицу. Поворачиваю голову набок, чтобы не чувствовать запаха его дыхания, чтобы не видеть вену, пульсирующую под обвисшей кожей на его горле. Муж одной рукой удерживает меня на диване, а другой хватает юбку. Как жаль, что утром я надела чулки! О Греге я тогда думала в последнюю очередь. Сапоги на мне — снять не успела. Все эти детали еще больше заводят мужа.

— Не снимай ничего… — Он дышит мне в ухо. — Останься в чулках и этих длинных черных кожаных сапогах… Я так и возьму тебя на диване в гостиной. Подумай только, там, на улице, ходят люди. Представь их удивление, если они вдруг заглянут в окно…

У Грега багровеет лицо. Он сильный. Заворачивает мой топ и приникает ртом к соску. Ничего не происходит. Я, как всегда с ним, все равно что мертвая. Обычно притворяюсь — настолько боюсь его разочаровать. Гнев мужа из-за моей неспособности отвечать на ласки бывает страшен. А мое актерство как будто увлекает его, — похоже, он счастлив на эти минуты забыть о своем скептицизме. Даже сейчас, когда я отворачиваю лицо, не даю себя целовать, Грег воображает, будто я дразнюсь, имитирую неприступность, заставляя его «потрудиться». Муж уже спустил брюки до колен. Черные завитушки волос покрывают гусиную кожу его бедер. Я крепко зажмуриваюсь и молюсь, чтобы антипатия поскорее исчезла. Хотя «антипатия» — слабоватое определение. Это не просто физическое отвращение, а глубочайшее, полное одиночество.

Наконец Грег хватает ртом воздух, всхлипывает и в изнеможении рушится на меня, говоря, что когда-нибудь у него случится сердечный приступ, если не быть осторожным, — до такой степени, мол, я его завожу. Я сталкиваю мужа с себя, поднимаюсь, одергиваю юбку и отправляюсь на кухню. Подхожу к раковине, включаю кран и внимательно-внимательно смотрю на серебристый поток воды на фоне нержавеющей стали. Он словно смывает мои мысли.

— Милая, приготовь мне кофе! — кричит муж из гостиной.

Наполняю чайник, включаю в розетку. Достаю чашки, молоко и сахар, двигаясь будто в чем-то густом и вязком. Снова возвращается мысль, мелькнувшая в гараже, когда я сказала Джезу о ловушке. Должен быть какой-нибудь незаметный способ избавиться от Грега раз и навсегда. Вот только знаю — я не смогу. Я не такая.

Когда кофе готов, зову мужа на кухню. Не хочу сидеть в гостиной, полной воспоминаний. К тому же в комнате наверняка еще не выветрился едва уловимый запах секса.

— Сэндвич хочешь? — спрашиваю мужа, когда он подходит сзади и обнимает меня за талию.

— Из тостов. Голодный как волк, — выдыхает Грег мне в ухо. — От тебя такой аппетит разыгрался!..

Я отстраняюсь и включаю гриль. За окном догорает красновато-бурый закат. Похоже, завтра будет снег. Отрезаю хлеб, натираю сыр.

— И надолго ты планируешь остаться? — спрашиваю, пытаясь изобразить непринужденность.

Он поднимает взгляд, наверное думая, что я снова «наезжаю». Я сладко улыбаюсь.

— На следующей неделе конференция в Барселоне, — говорит Грег. — Ехать надо в понедельник. Но я с удовольствием откажусь от участия, ты же знаешь.

— Зачем же? Не стоит. У меня на следующей неделе очень плотный график. Даже если ты останешься дома, вряд ли мы сможем видеться.

— Но ты же не хочешь, чтобы я уезжал? — спрашивает муж.

Его глаза блестят. Верит, что недалек от истины.

— Конечно нет!

— Соня, я знаю, ты недавно болела гриппом. У тебя, случайно, не депрессия? В последние несколько дней ты сама не своя. Кит показалось, что ты была грубовата с Гарри. Ее это расстроило.