— Расписка? Ой, что-то не верится! Это какой же идиот тебе расписку-то дал? Неуж сам Гуськов? Неуж так и написал: взял, мол, воровские общаковые деньги, врученные мне в виде взятки, и так далее? Вот это голова! Видишь, а говоришь, что нечего нам перетирать! Да ведь ей, поди, цены нету, этой бумажке, как думаешь? Приезжай-ка, дай хоть одним глазком полюбоваться на это чудо природы, договорились? А то тут кое-кто из наших ба-альшую бочку на тебя катит…

— Слушай, крестный, не пойму я что-то: ты нарочно меня вздрючить хочешь? До психа довести? Ты за базар-то отвечаешь или как?

— За свой базар я, крестничек, всегда отвечу. А ты не кипятись, не кипятись раньше времени…Ты лучше вот что мне еще скажи: ты не забыл случайно про предложение, которое мы тебе делали?

— Не забыл. И знаешь почему? Потому что вы предложение-то мне сделали, а я вас сразу и послал. Извиняюсь, отказался от предложения. Вы мне за это отплатили — подлянку с фурами заделали. Так?

— Вот видишь! А говоришь, что нам и толковать не об чем.

— А чего тут толковать? Я ж и Кенту твоему наказал, чтобы передал тебе, и сам тебе могу хоть прямо сейчас повторить — я в этом деле не участвую…

— Да ладно, ладно тебе, крестничек! Разошелся! Лучше оставь свой пыл до встречи, не растеряй. Ну как, приедешь? — и, не давая ему вставить слова, подвел черту: — Вот и ладушки. Приезжай. Кстати, кто кому должен? Мы тебе или ты нам?

— Не понял, — снова насторожился Игорь Кириллович. — По-моему, мы в расчете.

— Вот и отлично, — хмыкнул Никон и отключился.

Явно за всем этим плетением словес, за этими намеками крылось что-то такое, чего Игорь Кириллович не знал, но что явно таило для него некую угрозу. Он еще раз подумал. Вообще как-то переменилась вся тональность разговора: то они вроде были на равных, а теперь вот у Никона нет-нет да проскакивали нотки какого-то превосходства, словно пахан заранее знал, что исход этой встречи, на которую он тащит Игоря Кирилловича чуть ли не силком, предрешен в его пользу. Нет, со всеми этими играми надо было срочно кончать — он свое дело сделал, он хочет жить сам по себе, вольной птицей…

Чтобы не тянуть, окончательно разорвать этот узел, он поехал в Бутырку сразу же. Легко преодолевая один пост за другим, Игорь Кириллович уже не удивлялся тому, как быстро он оказался перед дверью Никонова «люкса». Однако уже внутри, в увешанной коврами камере, удивиться ему все же пришлось: он увидел здесь не кого иного, как… генерала Суконцева! Правда, тот был в штатском, сидел свободно, нога на ногу, и даже покуривал, чего Никон от кого другого ни за что не стерпел бы. Генерал старательно пялился в какую-то лежащую перед ним газету и явно чего-то ждал. Игорю Кирилловичу он даже не кивнул, сделал вид, что совсем его не замечает, однако по тому, как генерал сразу подобрался, Игорь Кириллович почувствовал, что ждал он именно его.

Сюрприз был мощный — если бы Игорь Кириллович не настроил себя на ожидание чего-то подобного, он наверняка струхнул бы. Тут, в камере, генерал мог сделать с ним все, что угодно. Похоже, это был капкан, в который заманил его прожженный лис Никон.

Он даже машинально шагнул было назад, пока не захлопнулась сзади тяжелая тюремная дверь, но хозяин камеры весело остановил его:

— Ты чего заменжевался-то, братан? Или чего не то увидел? Все нормально, крестник! Это у гражданина генерала следственный эксперимент тут, вот он заодно и заглянул в мою хавиру. Так что давай к столу, видишь, одного тебя и ждем как дорогого гостя. Сейчас, как у людей заведено, маленько примем, а потом и потолкуем… хе-хе… о делах наших скорбных. Нет возражений?

Суконцев, не поднимая головы от газеты, рюмку с коньяком от себя отодвинул.

— Не буду я с этим дерьмом пить!

— Э, э, Михалыч, договаривались же! — живо вмешался Никон. — С ним не хочешь — выпей со мной. Ну давайте, мужики, не обижайте. Редкий случай: ни у кого ничего не прошу, хочу, чтобы у всех все путем было. Давайте-ка за это и выпьем.

— Не буду, — сквозь зубы сказал генерал.

Все же правильно говорится насчет того, что гусь свинье не товарищ. Суконцев сейчас нарушал все обычаи и не боялся, знал, что ничего ему за это не будет. Дескать, плевал я и на вас, и на ваши обычаи. Никон мельком глянул на него, ничего, понятное дело, не сказал. Обратился к Игорю Кирилловичу:

— Видишь, Гарик, как ты гражданина генерала обидел. Жалуется он на тебя — вроде как ты сыну его единственному подлянку кинул. Что скажешь, было дело?

— И что — за этим ты меня и звал? — возмутился Игорь Кириллович. — Да ты чего, Никон? Ведь это ж твои ребята наркоту и забрали, разве нет?! Чего ты меня-то этому… подставляешь?

— Ай-яй-яй, как нехорошо! — завздыхал Никон. — Мои, говоришь? Мои отсюда далеко, мои на Урале, братан. Так что, выходит, поклеп ты на меня возводишь. Доказательства-то хоть какие у тебя есть? А то ведь за такой базар, сам понимаешь, и ответить можно…

— Ты вообще к нему приглядись получше, Никон. Ходит к Гуськову, стучит на всех, а сейчас, видишь, тебя заложить хотел: дескать, не там ищите, господин генерал, вот он сидит перед вами, наркоторговец, а вы его почему-то не хватаете, срок не даете…

— Разберемся, — сказал Никон. Налил себе, налил генералу, Грантову рюмку на этот раз оставил без внимания. — Ты вот еще чего скажи, Гарик. — Он понес было рюмку ко рту, но пить не стал, вдруг отстранил ее ото рта, спросил зловеще: — Тебе сколько мой Кент передал за все вот это? — И обвел рукой камеру.

Будь они на воле, не в тюрьме — послал бы его да вышел наружу. Или позвал бы кого — в свидетели, на подмогу. Здесь он мог только отвечать, отбрехиваться, стараясь по возможности не доводить дело до края — выигрыша при таком раскладе у него просто не могло быть.

— Ты же прекрасно знаешь: Кент передал мне сто двадцать тонн.

— Сто двадцать тонн — это как понимать? — спросил у Никона Суконцев.

— Это значит, — с легким презрением пояснил Игорь Кириллович, — сто двадцать тысяч.

— Сто двадцать тысяч чего? Долларов?

— Долларов, — все так же презрительно пояснил Игорь Кириллович.

— А расписка? Ты вроде говорил, что у тебя гуськовская расписка есть. А ну, покажь.

Игорь Кириллович достал расписку, и Никон жадно протянул к ней руку.

— Дай!

Но Игорь Кириллович был начеку.

— Э, нет, из рук читай!

— Так, — начал читать Никон, быстро шевеля губами: — Я, такой-то такой-то, тыры-пыры…получил пожертвование в Фонд социальной поддержки работников милиции… Так, это пропустим… Пожертвование в размере… прописью… двадцати тысяч долларов США… каковая сумма… Слушай, что это за туфтень? Ты ж говорил, расписка на все деньги, а это чего? Двадцать тысяч, и все? А остальные? Где на остальные-то подтверждение?

— Да ты чего дурака-то валяешь, папа… крестный? Как еще эта-то есть! Кто ж на черные бабки расписки дает?! Это как все равно про партвзносы со взяток говорить, помнишь анекдот такой был?