акценты занятий, понятно, что «наверху» пытаются успеть, догнать, опередить врага. Но… Опыт подсказывал: медленно это идет, с отставанием. И если доверят товарищу Васюку взвод, работы будет немеряно. Поскольку во взводе живые люди, очень нужные стране, своим семьям и друзьям, такие же красноармейцы, как сам Серый, как Ян Выру, Стеценко и Пахомов, и многие иные, живые, и уже неживые.

Знал Серега, что будет тяжело. И знал, что того не избежать, и смертей не избежать. Вот был бы Ян во вверенном взводе, оно как бы спокойнее было. Человек, которому можно и связь доверить, и всё что угодно. Знать, что если всё же не получилось, не вышло в этот раз, значит не было никакой возможности. Но, эх… Крайне редки во время войны чудеса. Даже если жив товарищ Выру, какова вероятность, что дороги пересекутся… Да нет, жив конечно, воюет где-нибудь. Наверное, и медаль его нашла, все же где-где, а с награждением порядок должен быть.

***

Вопреки слухам досрочно на фронт курсантские батальоны не отправили. В марте курс обучения был закончен, спешно и без особой торжественности объявили о присвоении званий, формировали команды для отправки. Товарищ Васюк с некоторым удивлением обнаружил, что выпущен не «сержантом, и даже не «младшим», а полноценным «лейтенантом». Видимо, закрыло глаза начальство на нехорошую историю с кино и кагором, тут повезло.

Про конкретные назначения никто, понятно, ничего не знал. Короткий марш на станцию, погрузка в теплушку… Серега слушал разговоры бывших сокурсников, знал, что гадать-загадывать бессмысленно. Наступало время военной судьбы, которая жутко любит дурить и нехорошо подшучивать над людьми, но случаются у нее и любимчики, так что предугадать ее решения невозможно. Тут не угадаешь, что тебе «личного» выдадут: «наган» или «ТТ»? Серега предпочел бы пистолет – все-таки был опыт, выручала полуавтоматика. Но опять же - что заранее прикидывать? Подгонял новое обмундирование лейтенант Васюк, впрок набирался сил, валяясь на жестких вагонных нарах, шутил насчет распределения в «отдельный диверсионный взвод охраны кухни штабармии». А внутри, в глубине души, все же подергивалось, нехорошо и мерзенько – возвращаться на фронт довольно сложно. Если не сказать, «страшно». Но это пройдет – совладаем, не в первый раз – в себе Серый был уверен. Справимся. Вон – лежала тщательно завернутая воровская финка в вещмешке: не хвастал, берег для сложной фронтовой жизни, удалось сохранить. Мелочь, а приятно. И с остальным совладаем, пусть оно и посложнее будет.

(Не училище, а лейтенантская школа, не Красноборск, а Чебоксары. Но такие же парни. Из 27 один точно выжил)

В резерве не задержались – нуждалась армия во взводных командирах, разделили команду, двинулись дальше. Уже догадались молодые командиры, что обогнул эшелон Москву, чувствовалась близость фронта. На заезд в родной город Серега не особо надеялся – даже если через Окружную или вокзал наскоро проскочишь, что толку? Да и наведываться домой было не с руки – едва ли тетка из эвакуации вернулась, немцев не так уж далеко отбросили. Да и жива ли? Матери писал дважды, можно было через нее про московские дела узнать, но ответа не пришло. Может, перевели в иную зону, может, в училище такие сомнительные письма цензура не пропускает, а может… Нет, о худшем думать нельзя.

Наконец выгрузились. Прямо у разбитой вдребезги, выгоревшей станции, началось распределение. А на западе знакомо ухало, вздыхала артиллерия…

— Товарищи командиры, поздравляю с прибытием на героический Калининский фронт. Вам выпала честь защищать Родину на центральном, самом важном, ответственном рубеже, – отдышливо провозгласил майор в белом, с одной стороны до смешного подкопченном, полушубке. – Так, Егоров, Сомоненко – сюда! Коломоец, Олешов, Васюк – к тому старшему лейтенанту…

Попал лейтенант Васюк в только что переименованную и получившую звание «гвардейской» 21-ю стрелковую (раньше она не очень интересно именовалась 361-й стрелковой).

Двинулись в дивизию на санях. Утомленно ступала худая утомленная лошадь, нахохлился возница, поджав ноги, дремал сопровождающий старлей. День выдался относительно теплый, чавкал желтоватый снег под лошадиными копытами и полозьями саней. Серега смотрел в бледно-голубое небо, не столько из поэтических соображений, как по причине очевидности старых и свежих бомбовых воронок у дороги. Летная погода, что не очень хорошо.

Торчал из снега у въезда в спаленную – одни трубы торчали – деревню немецкий указатель. «Старое Варино» - не без труда перевел Серый. Вышибли, значит, фашиста из Варино, что хорошо. А то, что пулемет уже слышен, не так хорошо. Недалеко от Варино отошел подлый фриц, закрепился. А Ржев у нас, значит, где-то вот там – к югу – будет? Тоже пока наш город под немцами, идут здесь бои местного значения…

[1] Сейчас широко известен замечательный город Красноборск, стоящий на берегу дивной реки Северная Двина. Но никакого пехотного училища в том городе в годы войны не дислоцировалось. Здесь речь идет о совершенно ином Красноборске – очень похожем, но другом.

Глава 8. Укрепляя тылы

Поезд здесь не остановился, лишь сбавил ход. Впрочем, растолстеть в дороге товарищ Выру не успел, из имущества имел лишь тощий вещмешок и медный чайник – спрыгнуть труда не составило. Янис по инерции пробежал несколько шагов, махнул выглядывающим из двери попутчикам.

Ушел поезд, а списанный отовсюду бывший электрик-пулеметчик остался на коротенькой пустой платформе. На невысоком станционном строении было написано: «ст. Тыхау». Э-э… с пунктом назначения не ошибся. С остальным…

Было здесь утро, и небо – жутко бесконечное, прямо голову страшно поднять – делилось оно на две полусферы: густо синюю, переходящую в голубую – западную, и встречную – розово-алую, горящую, восточную. Вот прямиком в центр мира приехал товарищ Выру – небеса прямо здесь и сталкиваются. Наверное, оттого и воздух такой – хрустальный, чистый как спирт, аж в голову бьет и легкие целебным холодком распирает, болезненную тяжесть изнутри выдавливает.

Ощущение полноты дыхания после довольно теплого, но душного вагона Янису понравилось, остальное… Станция, низкие служебные строения, телеграфные столбы с поблескивающими в свете восхода проводами, несколько вагонов на запасном пути – довольно дряхлых, и вряд ли куда собирающихся сдвинуться даже в беспокойное военное время. Полное безлюдье, какой-нибудь любопытствующей собаки и той не видать. Очень лечебная станция, диетическая, сразу видно.

А вокруг простиралась степь, бледно-желтая, местам бурая, местами белая в яркой изморози. Янис уже понял,