В лагере вспыхнули огоньки, я не успел осмотреться, как все они устремились вверх. Впечатление такое, что серебряные пузырьки воздуха поднимаются с темного дна озера, но только те при всей своей скорости в сравнении с этими выглядят совсем неспешными…

Я не трус, но осторожный и предусмотрительный, на всякий случай мощно взмахнул несколько раз крыльями и красиво взмыл ввысь. Огоньки поднимаются все с той же скоростью, и, когда я наконец сообразил, что упрутся в меня, лихорадочно замахал крыльями, теряя темп и сбиваясь с ритма, ринулся в сторону.

Огоньки прошли мимо, но два успели коснуться моего бока. С головы до кончика хвоста тряхнул мощный удар, по телу пробежала дикая судорога. Острая боль скрутила в ком, но я усилием воли раскинул крылья и на остатках сознания заставил себя планировать в сторону моря.

Боль терзала тело, я услышал сильный запах горящего мяса. Бок почернел, в нем разрастается красная дыра с обугленными краями. Мышцы слушаются все хуже, я пошел вниз по длинной дуге, боль дошла до сердца и стиснула в стальной лапе, а в мозгу мелькнуло обреченное: конец?..

О воду ударился, как в землю, но пробил ее твердь и ушел на глубину, а там изо всех сил старался превратиться в рыбу или в ихтиозавра, как уже получалось, на какое-то время потерял сознание, а когда пришел в себя, мое тело как раз опустилось мягким пузом на песчаное дно, усеянное камнями.

К счастью, жуткие раны остались, как и рассчитывал, в той части, которую отбросил, превращаясь из гиганта в эту мелочь, зато живую. Теперь только бы не попасть в зубы хищнику посильнее, здесь как у людей: сильный жрет слабого при первой же возможности.

Я доплыл до берега, хотел на мелководье снова превратиться в человека и выбраться на берег, там где воды по колено и до пояса, однако днища кораблей над моей головой появились раньше, чем понял, что берег близко.

Пришлось рискнуть, но, к счастью, это в громадного дракона превращаюсь долго и трудно, а в мелочь удается быстрее, не успел нахлебаться воды, как все осознал и вынырнул в темноте возле одного из кораблей.

Охраны никакой, да и зачем, если вся береговая линия захвачена варварами моря. Я некоторое время плыл по-жабьи, чтобы без плеска, борта кораблей то и дело трутся друг о друга, только успевай нырять, а то хоть и легкие, но, если голову придавят, станет плоской как блин, шлем может и не налезть…

Ползком выбрался на берег, дальше начинается лагерь, растянувшийся в обе стороны на десятки миль. Сосредоточился, сперва перешел на тепловое и запаховое, долго высматривал колдунов, затем перетек в незримника и тихохонько стал пробираться через лагерь.

Воинов чудовищно много, и не все спят, пару раз не успел уклониться, и меня толкнули, но, к счастью, народу столько, что такое проходит незамеченным. Широкую полосу, где на два костра около тысячи людей, я преодолел из последних сил, а когда выбрался из лагеря, то перевалился через невысокий гребень из камешков и жесткой травы и долго лежал, приходя в себя.

Одно понятно, от крупных летающих тварей защищаться умеют. Возможно, не только от драконов, но и вообще всего, что летает. Вряд ли эти штуки можно использовать по принципу «земля – земля», иначе бы нас уже смели, а вот «земля – воздух» срабатывает прекрасно… Так что зря я раскатал губы, полный облом, пошел за шерстью – вернулся стриженым. Ну да ладно, никто не видел, а о поражениях все скромно и с достоинством умалчиваем, мы же герои…

За эти два дня успел подойти большой отряд из Геннегау под командованием барона Альбрехта; удалось набрать ополчение из других городов, вызвали остатки боеспособных отрядов из дальних земель, но герцог Дюренгард постоянно сравнивал численность наших войск и пиратов, мрачнел все больше.

– Люди моря высадились уже все, – сообщил он мрачно. – Перевес больше чем десятикратный. Два дня нас не спасли, сэр Ричард. Скорее наоборот…

– Что так?

– Разъярятся, – пояснил он. – Где мы могли бы отделаться простым грабежом, там теперь оставят одни дымящиеся развалины.

Я покачал головой.

– Простите, дорогой герцог, но здесь вы ошибаетесь. Они готовятся оставить развалины в любом случае. Уже убедились, что мы опасны. А в этом случае постараются от всего королевства Сен-Мари оставить руины.

Он побледнел.

– Господи, помоги нам!

– Господь с нами, – напомнил я. – Но драться за нас не станет.

– Но что мы может противопоставить?

– Нашу отвагу, – ответил я тяжелым голосом, – и веру в правоту нашего дела. Ладно, второй день заканчивается, надо ехать…

– С чем?

– С новой легендой, – ответил я.

Он сказал невесело:

– Как же вам, полагаю, отвратительно врать!

– И не говорите, – вздохнул я. – Это настолько не рыцарское дело, что иногда чувствую себя простолюдином, а то и вовсе каким-нибудь адвокатом, что уж совсем вершина падения для благородного человека…

Он проговорил с мукой:

– Тогда, может быть, не стоит себя окунать в такие нечистоты? Может быть, обнажить мечи и ринуться в красивый и славный бой, о котором сложат столько песен и баллад?

Я тяжело вздохнул.

– Мне это тоже постоянно приходит в голову, дорогой герцог! Но останавливает такая мелочь, что в Сен-Мари уже некому будет петь и складывать, а сами пираты та-а-а-акое о нас насочиняют, что лучше не надо!

– Вы правы, – проговорил он. – Такое лучше не надо. Они и сочинять не умеют, разве похабное что-то…

Два пышно одетых конюха с гербами герцога Дюренгарда на одежде подвели мне Зайчика.

– Пожелайте мне удачи, – сказал я. – На успех не очень уже надеюсь…

Он перекрестил меня в спину, как мне почудилось, когда я понимался в седло, Зайчик красиво тряхнул гривой и гордо пошел немножко боком, элегантный как придворный хлыщ.

– Не выпендривайся, – сказал я. – Не на танцы едем.

На том же месте я оставил его копать копытом песок, сам прошел вперед и, остановившись, помахал в сторону лагеря пиратов руками.

– Майордом Ричард к верховному ярлу Бреггерту Гартеру!

Часовые задвигались, один крикнул:

– Жди там!

– Никуда не денусь, благородные Люди Моря, – ответил я с почтением. – Хоть сто лет ждать буду!

Вскоре в лагере зашевелились, забегали, а в мою сторону двинулась группа воинов, что остановилась рядом с внешними часовыми, а дальше двинулся сам верховный ярл, суровый, могучий, в кольчуге до колен, короткий меч на поясе и непривычный здесь конический шлем, надвинутый по самые надбровные выступы.

Я не дал даже сказать «драсьте», нужно все время держать инициативу в своих руках, потому сразу закричал ликующе, с горящими глазами и расплывающимся в широчайшей улыбке ртом: