Большая поляна, пестреющая всевозможными медоносными цветами, а по её краям огромное количество ульев и пчёлы. Но, почему-то их жужжание больше похоже на надоедливый зуд мух, которые несутся к, не понятно откуда появившемуся блюду с котлетами, накрытому стеклянным колпаком. Сине-зелёные переносчики заразы в бессильной злобе бьются в толстое стекло и пачками тут же падают, разбиваясь о невидимую преграду. Василь Васильич оглядел поляну и обнаружил, что ульи – это не ульи, а сортиры и на блюде вовсе не котлеты, а сыр и стоит он в виде приманки в огромной мышеловке, и совершенно не интересует ни мух, ни пчёл, хотя издаёт довольно резкий запах. Но зато этот гастрономический деликатес очень привлекает каких-то людей, похожих на некоторых руководителей некоторых государств. Они, совершенно не задумываясь о последствиях, бесцеремонно протягивают руки к вожделенному продукту и мышеловка срабатывает. От удара рамки о деревянное основание всё видение, как бы, рассыпается, а затем, словно мозаика собирается в другую картину, на которой Пётр Аркадьевич Столыпин раздаёт галстуки от Версаче, от Кардена, а некоторым даже достаётся от Юдашкина и, мило улыбаясь, беспрестанно повторяет: «Я же просил хотя бы двадцать лет покоя, хотя бы двадцать». Среди тех, к кому обращается царский премьер, опять же много знакомых, но они, почему-то не рады дорогим подаркам. Василь Васильич тоже хотел получить на халяву эксклюзивный предмет туалета из рук уважаемого человека, но на его месте вдруг оказался Иван Иваныч в довольно юном возрасте, но в каком-то монаршьем облачении со скипетром и державой. Не успел Василь Васильич удивиться увиденному, как Иван Иваныч с лёгкостью подбросил державу и, взмахнув скипетром, мгновенно трансформировавшимся в ракетку для бадминтона, с силой засадил ей по символу безграничной власти. Правда, таковым назвать его было уже трудно, ибо от державы остался только шар, у которого выросли по бокам три антенны, и получилось подобие первого искусственного спутника Земли. Но после хорошо поставленного удара он с рёвом, подобно ракете, унёсся за горизонт, откуда раздался грохот и показался гриб ядерного взрыва. В ожидании вспышки светового излучения Василь Васильич зажмурился, а когда открыл глаза, перед ним вновь предстал Иван Иваныч, но непомерно большого роста, разбрасывающий, словно дореволюционный сеятель, какие-то бумажки. При этом он, почему-то, призывал всех собирать эти самые листки и сдавать их куда следует. Василь Васильич хотел последовать призыву соратника, но это ему не удалось, потому что он, ни с того, ни с сего, оказался в Эрмитаже, возле императорского трона. Какая-то сила повлекла его к нему и усадила в самодержавное кресло. Однако вместо мягкой бархатной обивки, пятая точка Василь Васильча наткнулась на совершенно противоположное. Пытаясь понять в чём дело, он огляделся и обнаружил, что находится совсем не там, где только что был, и под ним не изысканное изделие эпохи рококо, а аскетичный, мало пригодный для сидения стул XVI века. «Прелести» ему добавляла резная отделка из костей различных животных, а может быть и не только их. Все попытки устроиться в нём поудобней приводили к неприятным ощущениям в поясничном отделе позвоночного столба, отчего Василь Васильич стал постепенно покидать владения Морфея. По пути к нему пришло понимание, что вся эта белиберда – ни что иное как сон. Но, так как сновидение было неординарным, его обладатель, как нормальный человек, всячески старался запомнить действо до мельчайших подробностей. И, как обычно, проснувшись, тут же забывал самые важные детали. Василь Васильич, в целом, ничем не отличался от остального мужского населения, поэтому долго не терзал себя бесплодными попытками выудить из памяти что-либо пригодное для практического применения. Он просто махнул рукой на эту виртуальную химеру и занялся текущими делами.

Утренний звонок будильника, как обычно в последнее время, превратил Иван Иваныча в одного из сотни кадрового резерва. Молодого, полного сил и энергии специалиста государственной службы широкого профиля, свято верящего в правильность курса Партии и готового колебаться вместе с ним. А почему нет? Что в этом зазорного? Одни верят в коммунизм, другие в Бога, а он в Партию, точнее в то, что она предначертывает. И это прекрасно, что он в своей вере бескорыстен. Ну, если только чуть-чуть не совсем. И опять же, что здесь такого. Человек верит и работает, чтобы передать эту веру другим, и сказку сделать былью. Почему же за свои труды он не может, без ложной скромности, получить причитающееся ему вознаграждение. Несомненно может, и даже должен. Материальные блага у нас пока никто не отменял. В противном случае мы договоримся до такого… что о-го-го! Соответствующие органы и люди из них, времён индустриализации и коллективизации, от зависти перевернутся в своём небытие.

Потому молодой человек и не стеснялся получать то, что ему причиталось. Он даже не думал о том, что при этом следует чего-то стесняться. Так же, как он это делал когда-то на одном из заводов, затерянных на бескрайних просторах одной шестой части суши. Кстати, вот тогда-то следовало краснеть от стыда за ту зарплату. Эх! Когда это было?

Тот, кто ещё десять минут назад был Иван Иванычем, повернулся на правый бок и посмотрел на часы. С момента звонка действительно прошло не более этого времени.

– Однако почему я не встаю? – подумал он и перевернулся на спину, устремив ещё не совсем осмысленный после сна, взгляд в высокий потолок. На его поверхности всё было, как обычно: и отблеск уличного фонаря, и пробегающие поперёк лучи фар изредка проезжающих, из-за раннего часа, автомобилей. Но молодой человек почему-то не вставал. – Странно, сегодня не выходной и я не в отпуске… так в чём же дело? Ну конечно! Ведь ещё вчера вечером я позволил себе лечь позже, потому что сегодня на работу аж к десяти часам! А будильник переставить забыл. Ну, слава Богу. – Завершил он свои размышления на мажорной ноте и снова посмотрел на часы. Спать оставалось около трёх четвертей часа и он, сладко зевнув, повернулся на левый бок, после чего, как обычно, увидел затылок жены, абсолютно не реагирующей ни на звонок, ни на его метания по супружескому ложу.

– Вот у человека спокойствие. Остаётся только завидовать. А раньше совсем была не такая, – подумал он о беззаботно посапывающей жене, закрывая глаза в надежде ещё немного поспать. Но в место сна приходили очень далёкие и, по сути, уже ничего не значащие воспоминания, отделаться от которых, к сожалению, не удавалось. Виктор Сергеич – тогдашний непосредственный начальник молодого инженера, предстал перед глазами, почему-то, в своём теперешнем виде. Память отказывалась воспроизводить его таким, каким он был около четверти века назад. А может просто нечего воспроизводить, потому что из себя он тогда ничего не представлял. Это потом, когда он оказался в нужное время и в нужном месте, он стал целенаправленно приближаться к себе тому, кто он есть сейчас. Зато молодой человек видел себя тогда очень отчётливо. И жену, почему-то именно она занимала почти весь экран его воспоминаний. А в центре всего этого беспрестанные скандалы, вызванные ничем не обоснованными (ну, почти ничем) приступами ревности. Поднимаясь по карьерной лестнице, можно встретить многое такое, что приходится принимать, если хочешь идти дальше. Порой свои решения и поступки сложно объяснить самому себе, не говоря, уж, о ком-то другом. В этом случае остаётся уповать только на мудрость этого другого. Жена Виктора Сергеича такой мудростью обладала и, к счастью, не побрезговала частичкой её поделиться с женой молодого специалиста. После этого он, как сейчас, видел изменения в поведении своей супруги. Приятно было приходить домой за полночь, задержавшись по партийно-хозяйственным делам, и не слышать истерических упрёков в супружеской неверности. Особенно, когда они сопровождались обнюхиванием предметов гардероба в поисках запаха чужих духов и тому подобное. Мудрость мудростью, но не малую роль в налаживании семейного благополучия имели банальные бытовые и финансовые аспекты. Какая более-менее умная женщина поставит на карту свою сомнительную ревность и капризы против новой благоустроенной квартиры в хорошем районе не менее хорошего города? Престижной работы мужа, сопровождаемой соответствующей заработной платой, из которой можно купить себе брильянтовую безделушку, особо не заглядывая в конец месяца? И ещё многого и многого другого. Но главное, с чем, в конце концов, согласилась жена, – было ли это результатом дружбы с супругой Виктора Сергеича или она сама к этому пришла, – ради всего вышеперечисленного можно закрыть глаза на многое, вплоть до супружеской неверности. К чести молодого человека надо сказать, что он никогда не думал и не стремился к таким крайностям. Конечно, у него не росли крылья в районе лопаток, потому что он был живой человек и иногда, когда наступали обстоятельства непреодолимой силы, он пользовался услугами шлюх, хороших, как говорится, элитных. А как иначе можно представить совмещенные с отдыхом деловые переговоры с единомышленниками в какой-нибудь закрытой сауне, когда все делают одно и то же. Назвался единомышленником – будь им до конца. Разумеется, слухи о таких посиделках каким-то образом доходили до жён их участников. Но те мудро и единогласно решили, что всё это ни каким боком не относится к супружеской неверности или, не дай Бог, измене. И крамолы в этом не больше, чем в онанизме, которым решил потешить себя озабоченный супруг в случае невозможности получить удовлетворение от своей законной половины. Бывает такое.