Наклонившись к Лили, Эмма шепнула ей на ухо:

– Изабель вечно сердится, когда речь заходит об этом. Она заменяет учителя в Иоганнеуме, коллеги-мужчины издеваются над ней. Эту пылкую речь она произносит почти каждую встречу. Ты скоро привыкнешь! – Она заговорщицки подмигнула Лили. Но девушка впитывала слова Изабель как томимый жаждой путник. Она никогда не слышала подобных речей. Изабель между тем вздохнула.

– Дамы, ровно двадцать лет назад в Германии впервые зашел разговор о том, чтобы позволить женщинам изучать медицину. Двадцать лет! И ничего не изменилось с тех пор, абсолютно ничего!

– Ну что ты, Изабель, это не совсем так… – несмело вставила Марта. Видимо, не одна Лили побаивалась Изабель, когда та входила в раж.

– Ой, брось! – Изабель нетерпеливо отмахнулась. – Да, мы можем подавать заявки на поступление. Но какой от этого прок, если они все равно не пройдут, увязнув в бюрократическом болоте. Вот скажи мне, когда в последний раз женщину приняли в немецкий университет?

Марта покачала головой.

– Ты права, Изабель!

– Ну, разумеется, я права! Да, в 1871 году в Лейпциге и Гейдельберге женщин допустили к занятиям в качестве вольнослушательниц. Но что толку, если их дипломы не признают?! То есть мы должны годами терпеть лишения и нести затраты, чтобы нам потом не разрешили работать – хотя у нас тот же самый диплом, что у наших сокурсников-мужчин! В Швейцарии женщинам разрешено учиться уже более сорока пяти лет! В Англии – пятнадцать. Это позор! Наша страна называет себя современной и прогрессивной. Наша императрица возглавляет Женский патриотический союз, и что она делает для женщин? Лишь следит за тем, чтобы нам разрешали работать сестрами милосердия. Больше ничего!

Лили испуганно вздрогнула. Она никогда прежде не слышала, чтобы об императрице кто-то плохо отзывался. Изабель, казалось, заметила ее реакцию – она внезапно повернулась к Лили и, пронизывая ее взглядом холодных голубых глаз, спросила:

– А как насчет тебя? Какие у них на тебя планы?

Лили тут же почувствовала, как кровь приливает к щекам.

– Лили хочет стать писателем! – Эмма успокаивающе накрыла ее руку своей и гордо оглядела собрание. Лили заметила, как во взглядах девушек зажглось любопытство, некоторые из них одобрительно ей кивнули. – Но, к сожалению, она помолвлена, – добавила Эмма, и по комнате пронесся общий вздох.

– А твоего согласия хотя бы спросили? – резко спросила Изабель, сверля ее взглядом. Лили испугалась.

– Я… да… ну…

Как могла она объяснить, что до недавнего времени помолвка с Генри казалась ей большой удачей? Что она не могла дождаться свадьбы? Что сегодня она впервые услышала о правах женщин?

– Я очень его люблю! – наконец сказала она, чуть ли не пристыженно опустив глаза.

К ее удивлению, Изабель грустно кивнула.

– Разве это не жестоко – что нам приходится выбирать между любимым мужчиной и нашей свободой? – спросила она. – Я сочувствую тебе. Возможно, скоро все поменяется и ты все же сможешь осуществить свою мечту. Я знаю нескольких женщин, которым это удалось, хотя мало кто может зарабатывать себе этим на жизнь. Но в крайнем случае можно писать и дома, верно?

Лили удивленно посмотрела на нее.

– Да, это правда! – ответила она.

Изабель улыбнулась ей, и Лили вдруг поняла, что она совсем не страшная. И не злая. Просто она очень несчастна.

* * *

Посещение салона, как его называла Эмма, потрясло Лили сильнее, чем она готова была признаться даже себе самой. Она никогда не слышала, чтобы женщины разговаривали так, как Марта и Изабель, и еще ни с кем не чувствовала себя так свободно, как с Траудель, Эльзой и Луизой. Ей казалось, что она делает что-то порочное, запретное, рассуждая о предметах, о которых дома нельзя было даже упомянуть. Можно сказать, это было настоящее приключение. Лили пригубила вина и так пропахла сигаретным дымом, что, когда она вернулась домой, ее даже отчитала экономка. Хотя, конечно, сама она не притронулась к сигаретам.

– Мы зашли в кафе, там ужасно дымили за соседним столиком! – заявила она, и все снова сошло ей с рук.

* * *

– Что ты думаешь об эмансипации женщин? – без обиняков спросила она Генри, прогуливаясь с ним по Юнгфернштиг на следующий день.

Солнце стояло высоко, и Лили взяла с собой зонтик от солнца, который теперь галантно держал над ней Генри. Услышав ее вопрос, он удивленно замер, а затем спросил, рассмеявшись:

– Что?

– Как ты смотришь на то, что все больше женщин считают, что они ущемлены в правах? Что мужчине слишком многое позволено решать за них?

Генри на мгновение задумался, его красивое умное лицо омрачилось.

– Я думаю, есть вопросы, который супруги должны решать между собой, и это один из них, – ответил он наконец. – Само собой, решения принимает муж, таков закон. Так и должно быть – мужчина лучше разбирается в большинстве сфер жизни. Но муж, если он умен, советуется с женой по всем вопросам, касающимся дома, не говоря уже о воспитании детей, и выносит окончательное суждение только после того, как выслушает ее. Я думаю, что смогу причислить себя к умным мужьям, ты ведь не сомневаешься в этом?

Он улыбнулся, но, увидев, что Лили не удовлетворена его ответом, остановился и нежно взял ее лицо в свои ладони.

– Лили, выкинь эти мысли из своей хорошенькой головки. Я не стану тебе ничего запрещать, если в этом не будет необходимости. С чего бы я стал это делать? Я люблю тебя, ты станешь матерью моих детей, я хочу, чтобы ты была счастлива. Я буду угадывать все твои желания, ты ни в чем не будешь знать отказа.

Лили решительно высвободилась и зашагала вперед.

– В том-то и дело. Ты будешь все решать, – сердито сказала она. – За меня, а потом и за наших детей.

– Да, но ведь так и должно быть! – Генри удивленно посмотрел на нее. – Это основа брака. Иначе и быть не может, разве нет? Вы ничего не понимаете в денежных делах, а потому не можете сами о себе позаботиться. Почему, как ты думаешь, наши законы выглядят именно так, а не иначе?

Лили охватили настолько противоречивые чувства, что какое-то время она могла лишь молча идти рядом с ним. Выражение ее лица, должно быть, озадачило Генри, потому что внезапно он притянул ее к себе и, опасливо оглядевшись, быстро поцеловал в губы. Она сразу же напряглась, но он, похоже, этого не заметил. Погладив ее щеки большими пальцами, он сказал:

– Ах, моя маленькая Лили, ты привыкла, что за тебя отвечают отец и брат, а теперь я должен занять их место, и ты страшишься изменений. Столько