Хороший вопрос.

Я внимательно посмотрел на золотистую сферу.

— Почему?

Ответа не было.

Только моё собственное эхо прозвучало в темноте… Стоп!

Вот оно что…

С быстротой молнии в моей голове сложился пазл.

Почему Золотые крылья никогда не пытались связаться со мной, хотя знали о моём существовании? Почему они просто исполняли роль, которую приписали им жители царства Парнас? Почему именно я ощущал на себе влияние их веры, почему они меняли мою, а не их туманность?

Потому что никаких Золотых крыльев на самом деле нет.

Я чувствовал душу Ямато, я говорил с Натаниэль, и в то же время дракон, даже спустя десятки лет после моего второго визита, не оставил для меня сообщения, хотя Пирайя и остальные жители древнего царства приписывали ему, своему божеству, безграничную мудрость.

Всё потому что на самом деле никаких Золотых крыльев нет. У них не было собственной воли. Вернее, была, но очень примитивная. Всё это время драконом повелевала вера его почитателей и клочки моей собственной туманности.

Я был теми самым божеством, на которого молились обитатели этого мира. Когда же меня не было, дракон превращался в своеобразный автоответчик; он, точно программа, которая работает по принципу if/then, выполнял команды, предписанные ему характером веры.

Золотые крылья были мудры. Они делились своей мудростью. И не более того. Поэтому они позволили надеть на себя путы. У них просто не было подходящей модели поведения на случай неожиданной узурпации божественности.

Я усмехнулся. Нет худа без добра. Данное происшествие позволило мне намного лучше понять природу божественной силы вообще и собственных способностей в частности. Теперь другой вопрос: что дальше?

— Амонус гранде…

Я прочитал заклятие, и передо мной вспыхнула и озарила каменистые своды сфера волшебного света. Я находился в тесном подземелье… По крайней мере для меня тесным. Обычному человеку данная пещера могла показаться вполне просторной.

Приподняв голову, я навострил уши и уловил шум, который лёгкой вибрацией пронзал каменный потолок. Согласно «моим» воспоминаниям, Распрей поместил Золотые крылья в казематы под собственным дворцом. Последний несколько раз перестраивался за время его правления и ныне представлял собой колоссальную каменную глыбу.

Я оскалился.

…Было у меня желаний вырваться на волю, уничтожить всё у себя на пути и разорвать нахального императора на части… Но я решил не торопить события. Сперва следовало с ним поговорить. Указать на его ошибки, отчитать, разумно заметить ему, что с огромными плотоядными ящерами шутки плохи…

Я кивнул.

Для этого мне следовало подобрать более сподручное тело.

Я прочитал заклятие и вызвал маленького серого человечка — гоблина. Когда я принял его оболочку, то невольно вздрогнул и попятился, заметив перед собой гигантского, покрытого стальными чешуйками ящера.

— Привет, — сказал я, махая перед ним своей трёхпалой рукой. Ответа не было. Дракон дышал и сидел неподвижно. Словно зверь, у которого изъяли мозг. Моя теория оказалась верной. Лишённый моего сознания, он представлял собой не более чем автоответчик.

Я осмотрелся, увидел дверь и пошёл на выход.

42. принцесса

Несколько минут спустя я уже бродил по каменным коридорам в поисках выхода на поверхность. Временами передо мной вырастали тени, гремели железные сапоги и хрустели факела. В такие моменты я прятался и терпеливо дожидался, пока стражники не скроются за поворотом.

Не могу сказать, как долго мне пришлось блуждать по этому лабиринту. Моё терпение было уже на исходе, и я всерьёз обдумывал превратиться в тролля, огра или даже великана — создание Седьмого ранга в данной эволюционной ветке, — когда за очередной толстой деревянной дверью показалась винтовая лестница.

Я стал подниматься наверх.

Я старался карабкаться по ступенькам как можно быстрее, ибо в таком проходе едва ли можно было спрятаться, но мои усилия оказались напрасны. Я уже видел дверь, которая вела на выход, когда она вдруг приоткрылась, и по лестнице стал спускаться мужчина в длинном золотистом саване. Я замер. На моём длинном языке застыло заклинание. Мужчина нахмурился, вытянул перед собой факел, посмотрел на меня и хмыкнул:

— Живее.

И шагнул в сторону.

Я кивнул, юркнул мимо него и оказался в роскошном коридоре.

На стенах висели звериные шкуры и гобелены; пол устилался грубым ковром; с потолка свисали свечи, которые, судя по сильному цветочному аромату, служили, помимо всего прочего, как благовония.

Осматриваясь по сторонам, я медленно побрёл вперёд.

На пути мне постоянно встречались слуги, которые едва ли обращали на меня внимание: горничные, служанки, повара и поварята. Один мальчишка, паж, судя по своему наряду, поставил мне подножку, и специально для него я изобразил грациозное падение, после чего коридор наполнился звонким хохотом мальчишки.

Замок оказался большим, но складным. Первое время я путался, открывая двери и попадая в кладовки или на кухни, но затем обнаружил закономерность в планировке этажей и стал довольно быстро подниматься наверх.

Я был не вполне уверен, что именно там находился тронный зал или королевская… вернее теперь уже императорская опочивальня, но судя по тому, что одеяния слуг после каждого преодоленного мною этажа становились все более роскошными, а взгляды, которыми они косились на меня, все более хмурые, я был на верном пути.

Вот уже на стенах появились гобелены и фрески, сделанные хотя и простенько, но пёстро, что в средневековом обществе было равноценно красоте и богатству; вот на смену медным подсвечникам пришли золотые и серебряные люстры.

Понимая, что нахожусь почти у цели, я ускорился и уже было завернул на очередную лестницу, как вдруг мое внимание привлек на первый взгляд непримечательный гобелен…

Он был черный, расписанный золотистыми нитями, которые изображали переплетения созвездий, но вовсе не рисунок зацепил мой взгляд, а торчавшая снизу пара ножек в белых колготках и лакированных голубых туфельках.

Я остановился.

Обладатель ножек затаил дыхание.

Тогда я тихо приблизился и медленно приподнял черную вуаль.

Ножки, коленки, розовое платье, обшитое белыми рюшами, местами рваными и потёртыми — явное свидетельство того, что владелица часто не знала, как занять свои мягкие розовые пальчики… И наконец светлое личико с аккуратным тонким носиком, обрамлённое густыми и волнистыми чёрными волосами.

На вид девочке было десять или одиннадцать лет. Сперва она жмурилась, словно бы надеясь, что благодаря этому её не заметят; когда же глазки её приоткрылись, то всего секунду оставались виноватыми, после чего сразу отразили мою неказистую оболочку в своей тёмной, как бушующее море, освещённое всплесками молний, синеве.

Девочка нахмурилась:

— Тебе сюда нельзя.

Я ответил:

— Тебе тоже.

Иначе бы не пряталась.

Она отпрянула, ударяясь головкой о каменную стену; ее ротик