истории дома, – пожала плечами хозяйка. – Оконные рамы и двери подлинные, они сохранились ещё с момента постройки.

– Мне казалось, вы начали ремонтировать западное крыло?

– Да. Но не сносить же! Мы поменяем обои, обновим штукатурку, заново перекрасим деревянные элементы, покроем позолотой лепнину… Словом, просто вернём дому ту элегантность, которую он немного растерял за эти годы. Но мы и не думали ничего радикально менять в планировке, и с самого начала хотели сохранить всё, что только возможно.

– То есть и дверные замки у вас сейчас стоят старые, которыми пользовался ещё доктор Меершталь?

– Может быть, даже его прадедушки и прабабушки, – улыбнулась мадам Ульм.

– Любопытно, – задумчиво отозвался Шандор, глядя на дом, полускрытый заросшим садом.

Глава 18. «На огне котёл стоит…»

Посеревший, осунувшийся, с мешками под глазами после бессонной ночи, доктор Герш сидел в кабинете Ла-Киша и не столько пил чай, сколько согревал руки о горячую кружку. Сюретер, выглядевший не лучше – он тоже провёл всю ночь на ногах, сначала в лаборатории, а затем в архиве Канцелярии – подперев щёку ладонью, сосредоточенно слушал отчёт Хаима.

– Думаю, девушка выживет. Но вот когда она сможет дать показания – судить не берусь. Скорее всего, мы всё-таки успели вовремя, или почти вовремя. Тем не менее, это была колоссальная нагрузка на кровеносную и нервную системы, так что в итоге…

– Она сошла с ума? – мрачно поинтересовался Ла-Киш.

– Нет. Полагаю, со временем мадемуазель Брунс придёт в норму, но сейчас она узнаёт только мать. Да и то – предположительно узнаёт. Связной речи нет, одно отрывочное бормотание. Собственно, даже отдельные слова в нём не различить, скорее набор звуков.

– Горничная нарисовала значок, который был у посыльного, доставившего платье и печенье, – сюретер по столу подвинул полученный от Кэтти листок доктору, и Герш внимательно всмотрелся в рисунок. Потом пожал плечами:

– Колледж Святой Жозефины. Многие наши студенты подрабатывают, чтобы иметь возможность оплачивать учёбу или помогать семье. Я понимаю, о чём ты, но это ведь вовсе не новость – совершенно ясно, что для получения такого вещества нужны соответствующие знания и опыт, что вещество производится в лаборатории, а значит, к отравлениям причастен химик или фармацевт.

– Как думаешь, студент мог бы создать это вещество? – поинтересовался сюретер.

– Какой-нибудь талантливый выпускник – теоретически да. Практически – маловероятно.

– Почему?

– Потому что необходима лаборатория, – напомнил доктор. – Хорошо оборудованная лаборатория и доступ к компонентам. В лабораториях колледжа подобным заниматься невозможно, они постоянно на виду, там день и ночь кто-нибудь трудится, и к тому же в любой момент времени находятся два-три преподавателя. Значит, это должна быть частная лаборатория, но откуда у студента деньги на собственную лабораторию?

– Есть же студенты из богатых семей.

– Тогда чего ради богатому студенту подрабатывать посыльным?

– Возможно, это вовсе не подработка. Возможно, это соучастие в преступлении.

– Возможно. Равно как и обратное: студент – именно посыльный, который даже не знает, что в свёртках вместе с платьями путешествует отравленное печенье.

– Маловероятно, – скривился Ла-Киш. – Слишком рискованно со стороны отравителей было бы доверять вопрос доставки постороннему. Предположим, значок был выменян, куплен, найден или получен в дар – но тогда посыльный не стал бы его носить. За чужой цеховой или ученический знак его бы попросту избили те, кто носят такие значки по праву.

– Тоже верно, – согласился Хаим, делая глоток из своей кружки. – Ты хочешь попытаться отыскать этого парня среди студентов колледжа при помощи своей свидетельницы? У нас учится порядка восьмисот душ на четырёх курсах.

– Ему на вид лет семнадцать, немного бледный, с большими глазами и длинными ресницами, как у девушки.

Доктор слабо улыбнулся:

– Количество подозреваемых можно сократить. Человек до трёхсот, наверное.

– Это лучше, чем ничего. Через посыльного мы выйдем на ателье, а через ателье – на лабораторию.

– Хочу напомнить тебе, Гарольд, что колледж Святой Жозефины – исключительно мужское учебное заведение. Появление в аудиториях девушки будет равносильно тому, как если бы ты бегал с рупором и кричал в него, что ищешь подозреваемого. Тем более раз этот подозреваемый знает девушку в лицо.

Ла-Киш задумался. Несколько минут он сосредоточенно размышлял, то поглядывая на окно, то принимаясь барабанить пальцами по крышке стола. Наконец, сюретер пришёл к какому-то решению:

– У вас есть привратницкая?

– Конечно.

– Со входом из вестибюля?

– Вообще-то с двумя входами. С вестибюлем сообщается маленькая конторка, через неё можно попасть в квартирку привратника на первом этаже, а из квартирки есть собственный выход на улицу, за углом от главных дверей колледжа.

– Замечательно. Сегодня вечером мы установим там перископ, чтобы наша свидетельница могла не замеченной наблюдать за вестибюлем колледжа. Пусть сидит день, два, три – пока не увидит посыльного. При девушке неотлучно будут мой личный секретарь и два констебля в штатском. Когда парень появится, а он рано или поздно появится, мы проследим за ним.

– Должен заметить, Гарольд, что мне всё это очень не нравится, – сказал доктор Герш, глядя в глаза приятелю. – Если студенты решат, что за ними ведётся тайное наблюдение, это может вылиться в беспорядки. Королевская Хартия, свобода совести, тайна личной жизни…

– Во-первых, в стенах колледжа их жизнь не личная, а общественная. Во-вторых, та же самая Королевская Хартия провозглашает долгом каждого свободного гражданина содействовать поддержанию закона и порядка. Хотя об этом у нас почему-то вечно забывают. В-третьих… – сюретер помедлил, некоторое время они с доктором молча смотрели через стол друг на друга, – в-третьих, Хаим, у нас уже есть четыре загубленные жизни. Этой ночью их могло стать пять. Если для поимки того, кто виновен в этих смертях, придётся прислать констеблей и намять бока десятку-другому бунтующих студентов – будь уверен, я это сделаю. Безо всякого удовольствия, но сделаю. Потому что синяки и шишки сойдут, а вот покойник уже никогда не встанет.

* * *

Шандор явился в мастерскую Бинэ в сумерках. Весь день его не оставляло смутное ощущение тревоги, и сыщик решил в очередной раз сменить костюм – так что к старому муримуру заглянул подмастерье-механик, одетый в потёртый джинсовый комбинезон, грубые рабочие ботинки с подковками на подошве и плотную провощённую куртку из льняного полотна. Образ дополняли свитер и шапочка-бини, которые Лайош надевал для вылазки в Лайонгейт.