проходе, но и не выпускать посетителя из-под надзора. Лайош сидел на полу, вцепившись рукой в изножье кровати, голова его свесилась на грудь, рот чуть приоткрылся.

– Выпейте, – вернувшаяся горничная уже протягивала сыщику стакан. Тот медленно поднял руку, взял стакан и в несколько глотков осушил его до дна. Затем, пошатываясь, поднялся.

– Благодарю. Можно увидеть, где всё это случилось?

– Пожалуйста, – передёрнула плечами экономка. – Только что вы там надеетесь увидеть? Всё давно убрали.

Они снова спустились по лестнице, вышли на улицу и проследовали к одному из поворотов широкой парковой аллеи. Экономка указала на зарубки, глубоко врезавшиеся в могучий каштан:

– Отсюда извлекли несколько обломков паромобиля. Сам взрыв произошёл вон там, но дорожку уже перемостили заново. Взрывом срезало второй такой же каштан – их сажал ещё прадедушка нашего хозяина.

– Печально, – отозвался Шандор, поглаживая кору раненого дерева. – А где похоронен Эдвард?

– Нигде, – сухо отозвалась экономка. – То, что осталось от тела, отправили в городской крематорий, пепел развеяли на центральном кладбище, в Углу Бедняков.

«Луис» стоически перенёс это известие. Потом, поколебавшись, положил свои гвоздики у корней старого каштана, обернулся к экономке и горничной, и вежливо поклонился им.

– Благодарю вас за доброту. И ещё раз прошу извинить за беспокойство.

Нотти, уже в одиночку, проводил посетителя и тщательно запер за ним калитку. Вплоть до угла квартала сыщик шёл медленно, шаркая ногами, словно погружённый в глубокую печаль. Но когда из дома городского советника Фушара его уже наверняка не смогли бы увидеть, походка «Луиса» немедленно изменилась. Быстрым шагом сыщик направился вдоль улицы к верхней станции городского фуникулёра.

* * *

– У них был роман, – спустя примерно полчаса заявил Шандор, опускаясь в кресло у камина. Равири и Абекуа, изнывавшие от безделья в снятой квартире, сидели рядом на диване. Второе кресло заняла Виола, свернувшаяся калачиком и укутавшаяся в плед. Девушка уже немного оправилась от пережитых волнений, но выглядела не выспавшейся, и за завтраком почти всё время молчала. Молчала она и сейчас, слушая рассказ Лайоша о допросе Абрахама Тропса и визите в особняк Фушара.

– Значит, всё-таки ищем ателье, – подытожил Те Каеа.

– Это, конечно, сужает круг поисков, но всё равно в городе несколько десятков только официальных ателье. А сколько портных берётся за заказы на дому? – с сомнением заговорил Вути. – И не стоит забывать, что ателье – это ещё не сам наш отравитель, а только ниточка к нему. Где-то есть лаборатория, в которой изготавливают это вещество, и есть печка, в которой пекут мятное печенье. Обычно при ателье, даже если там угощают посетителей, нет собственного производства, и вряд ли в нашем случае дело обстоит иначе. Мне лично с трудом верится, чтобы в одной комнате портной или портниха обмеряли посетительниц, а в другой отравитель в это время начинял мятное печенье своей дрянью.

– В любом случае это след, по которому уже можно идти, – отозвался Лайош. – Ла-Киш сейчас занимается тем, что пытается узнать в домах Санду и Эшту-Кальво, не знает ли кто-либо что-либо о платьях, шившихся для погибших девушек. Возможно, это даст более конкретную зацепку, и не придётся исследовать каждое ателье в городе. Впрочем, – сыщик потёр уже начавшую зарастать щетиной щеку, – в любом случае это должно быть место с претензиями. Женщины из высшего общества не поедут в какую-то каморку заказывать платье. Обстановка должна соответствовать кругу клиентов.

– Тогда возникает вопрос, кто бы это мог сознательно рисковать своим делом, репутацией и, в общем-то, собственной жизнью, чтобы устроить такое. И – ради чего? – сказал Равири.

– Это месть, – вдруг тихо подала голос Виола. Трое мужчин одновременно посмотрели на неё.

– Как вы сказали, барышня? – переспросил Абекуа.

– Месть, – повторила мадемуазель Энне. – Утром вы сами говорили, что убийца или убийцы намечают своих жертв чуть ли не наугад, просто из-за принадлежности тех к высшему свету и из-за их возраста. Если бы это проделывали какие-то безумцы, то почему они не убивают вообще всех членов семей городских советников подряд? В конце концов, какая разница – послать коробку мятного печенья или целый отравленный торт?

– Ну, ещё ведь не факт, что такой торт съедят, – запротестовал Равири.

– Конечно, – всё так же тихо продолжила девушка. – Но ведь никто из погибших не поделился печеньем с матерью, или сестрой, или братом, или отцом. Они съели всё сами. Их сначала приучили к этому веществу, заставили желать его – и девушки уже не могли отказаться от следующей порции. А она была больше и должна была, так или иначе, привести к их смерти.

– Логично, – Шандор в задумчивости тёр переносицу. – И поскольку покушения совершаются только на женщин и только определённого возраста, выходит…

– Что это месть за женщину, – подтвердила Виола, зябко кутаясь в свой плед.

* * *

– Да чтоб им пусто было! – бушевал в своём кабинете сюретер.

Ла-Киш только что вернулся из Сен-Бери, где лично повторно опросил всех слуг и всех членов семей в обоих домах, а заодно перетряхнул все вещи погибших девушек, пытаясь разыскать хоть какую-нибудь бирку или метку ателье. На эти хлопоты у сюретера ушёл остаток дня – однако с нулевым результатом. Никаких бирок или меток ни на одном из платьев, либо других предметах одежды, не обнаружилось – если, конечно, не считать личных монограмм владелиц. Кроме того, никто из членов семей городских советников не знал, где именно заказывали платья погибшие девушки. Мать Беатрис припомнила, что дочь обещала показать ей чудесное ателье, которое сама девушка посетила по совету подруги, но какой именно подруги – госпожа Эшту-Кальво сказать не смогла. Сюретера это нервировало: выходило, что как минимум ещё одна девушка из того же круга уже вхожа в проклятое ателье, а значит, в любой момент можно было ожидать очередную нелепую смерть.

Ла-Киш даже всерьёз начал подумывать о том, чтобы под видом проверки лицензий на торговлю и работу провести рейд по всем зарегистрированным в городе ателье, и заставить переодетых констеблей искать следы мятного печенья. Но, в конце концов, от этой идеи сюретер отказался. Он прекрасно понимал, что даже если такой обыск даст результат в виде печенья, оно вовсе не обязательно окажется отравленным. Конечно, можно будет установить слежку за подозрительным ателье – но кто поручится, что преступники не