Что-то в нас подключено одинаково, и это течет между нами, как ток.

Секс вышел далеко за рамки секса. Это связь, это расслабление, это игра, это глубокий и темный катарсис.

Мои пальцы издают влажные, небрежные звуки, когда я вхожу и выхожу из пизды Блейк. Мой член вываливается из полузастегнутых брюк.

Мы летим по дороге все быстрее и быстрее, двигатель низко рычит, порыв ветра борется с солнечным зноем. Голая кожа Блейк пылает, как металл, на ее грудях выступает пот. Ее щеки пунцовые, а киска сжимает мою руку, как тиски.

Моя рука — стальная, бицепс горит. Я бы не остановился, даже если бы мог потерять руку.

Блейк на грани, челюсти сжаты, зубы обнажены, словно она перекусывает проволоку.

— Кончай за мной, — говорю я и смотрю, как она взрывается.

18

БЛЕЙК

Мы с Размесом заезжаем в Ист-Хэмптон поесть роллов с лобстером, а потом едем к голубому дому, стоящему в стороне от дороги в роще магнолий. На почтовом ящике написано Sundune.

— Это твой?

Рамзес кивает. — Он немного потрепан, но мне нравится быть на краю всего.

Sundune не такой грандиозный, как поместье Десмонда, но он гораздо более уединенный, расположенный на самом краю полуострова. Запутанный сад уступает место белоснежным дюнам и шумному прибою.

Как только мы подъезжаем, Бриггс выскакивает из передней двери, забирает наши сумки из багажника и помогает Рамзесу занести их внутрь.

— Где моя спутница? — спрашивает он.

Я отвечаю: — Она едет на поезде.

— Она будет здесь до ужина?

— Да, через час или два.

— Хорошо. — Бриггс кивает. — Ты сказала ей одеться развратно? Я буду павлином на всей вечеринке.

— Ага, — говорю я, сохраняя лицо тщательно гладким.

Рамзес бросает на меня острый взгляд.

Когда Бриггс удаляется, он спрашивает: — Ты пригласила Магду?

— Да, но она отменила встречу сегодня утром, — признаюсь я. — Пришлось в последнюю минуту искать замену.

Мама Магды подхватила респираторную инфекцию. Я не была раздражена, но мне пришлось искать кого-то, кто был бы свободен все выходные.

— Бриггс не заметит, — говорит Рамзес.

Я гримасничаю. — Может, и заметит.

Я направляюсь в спальню, чтобы развесить одежду. Я взяла с собой слишком много нарядов, потому что нервничаю. Поселить Рамзеса и Десмонда в одной комнате — крайне неудачная идея, особенно когда я знаю, что Рамзес привел меня сюда только для того, чтобы разозлить Десмонда.

Рамзес уже повесил свои рубашки и брюки на вешалки. Теперь он аккуратно укладывает наши чемоданы в шкаф в холле. Его туалетные принадлежности выстроились, как солдаты, под зеркалом в ванной.

Все, что он делает, — намеренно. Именно это делает его сильным — он контролирует свой мир.

Я вешаю свои платья рядом с его рубашками, забавляясь тем, что его рубашки длиннее. Он такой большой, что все остальные выглядят маленькими.

Мне нравится, как наша одежда смотрится в шкафу вместе, как будто наши тени висят рядом друг с другом. Мне нравится пользоваться двойной раковиной: Рамзес — слева, я — справа.

Больше всего мне нравится знать, что сегодня я засну в его объятиях. Я позволяла себе ночевать у него дома всего три раза. Это был лучший отдых в моей жизни, теплый, как тост, и безопасный, как золотой кирпич в Форт-Ноксе.

Меня пугает, как сильно я наслаждаюсь временем, проведенным с Рамзесом. Счастье пугает меня. Я не привыкла к нему. И меня пугает, как больно будет чувствовать себя, когда его отнимут.

Я не знаю, когда это произойдет и как все это взорвется на моем лице, но я знаю точно: ничто не вечно. Люди меняются, стареют, умирают, решают, что ты им больше не нужен. Мы приходим в этот мир голыми и одинокими, и такими же мы его покидаем.

И все же сегодня утром я перерезала последнюю ниточку, связывающую меня с здравомыслием, — позвонила Лукасу Ларсену и расторгла наш договор.

Я еще не сказала Рамзесу.

Половина меня не может дождаться, когда я это сделаю, но другая половина прячется, боясь, что даже Рамзес не осознает, насколько сильно им движет погоня. Он думает, что хочет меня сейчас, но когда я буду у него, я стану просто галочкой?

Это гремлин в моих мыслях.

Но ничто и никогда не было таким правильным, как поездка по этому шоссе. Я открылась Рамзесу — во всех смыслах этого слова. В таком риске есть яркая и безрассудная свобода.

Он просовывает голову в шкаф.

— Почему так долго?

— Я пыталась решить, что надеть сегодня вечером.

— Мне нравится то, что на тебе надето.

— Не думаю, что это достаточно модно. К тому же я вспотела по дороге наверх.

Рамзес прижимается ко мне, прижимаясь лицом к моей шее. Он облизывает меня прямо под ухом, пробуя соль на моей коже.

— Мне нравится, когда ты потная.

Тепло распространяется повсюду, к чему он прикасается. Я обнимаю его за шею и глубоко целую, пробуя на вкус свою соль на его языке.

Когда мы расходимся, Рамзес говорит: — Бриггс забирает свою спутницу. Хочешь присоединиться?

— Хорошо.

Я следую за Рамзесом вниз по лестнице, по скрипучим половицам, разбухшим от соленого морского воздуха, с песком в щелях.

Бриггс ждет нас на кухне, разливая напитки.

— Что это за дерьмо? — Рамзес с неудовольствием осматривает бутылку.

— В винных магазинах пусто, — говорит Бриггс. — Хэмптон наводнен теперь, когда все снова открыто. Говорят, это будет самый большой сезон вечеринок со времен "Гэтсби" — по всему штату не хватает роз и хлорки.

Рамзес делает глоток своего напитка, гримасничает и выливает остатки в канализацию.

Я глотаю ужасный скотч Бриггса, надеясь, что он успокоит мои нервы.

Бриггс приканчивает свою двойную порцию еще быстрее, хотя ничуть не выглядит нервным.

— Боже, какое пойло, — говорит он, выбрасывая остатки бутылки в мусорное ведро. — Давай украдем у Десмонда что-нибудь получше.

— Мы возьмем мою машину. — Рамзес хватает ключи.

Меня забавляет, что он даже не позволил Бриггсу сесть за руль.

Бриггс опирается рукой на раму и запрыгивает на заднее сиденье кабриолета, словно никогда не слышал о скотче. Он раздражающе атлетичен, и я никогда не видела, чтобы он выглядел неловко.

Рамзес везет нас на железнодорожный вокзал Монтока, который выглядит как большой белый фермерский дом. Подъезжает двухэтажный поезд, и из него высыпает шокирующее количество людей.

— Видите? — говорит Бриггс.

С платформы снуют отдыхающие с сумками на плечах, кулерами и пляжными полотенцами