Однако такое везение, даже при всей находчивости Дзержинского, не могло продолжаться долго. 17(30) июля 1905 г. Дзержинский руководит Варшавской межрайонной партийной конференцией, проходившей в лесу в Дембах Вельских Новоминского уезда рядом с Варшавой. Во время ее проведения последовал третий арест Дзержинского полицией. Он был задержан вместе с 36 другими участниками конференции (всего было 42 делегата). При виде приближающихся членов полиции товарищи предложили ему бежать, но Феликс остался вместе с остальными участниками конференции. При этом Юзеф взял на себя всю ответственность за нелегальные материалы, обнаруженные полицией на месте.

Первоначально Дзержинского вместе с другими задержанными под охраной десятка конных солдат отвели в Номоминск (позднее Минск-Мазовецкий). При аресте Дзержинский назвался Яном Эдмундовичем Кржечковским (имел при себе фальшивые документы на это имя)[445]. Согласно воспоминаниям А. Краевского, у Дзержинского перед его помещением в тюрьму было две возможности бежать. Сначала бежать Дзержинскому предложили солдаты, разговорившиеся с ним на тему своей службы и ее тягот, а затем молодой помощник пекаря, принесший заключенным хлеб и захвативший с собой одежду пекаря, для того чтобы один из заключенных смог бежать. Но Дзержинский не воспользовался этими предложениями, не желая оставлять товарищей[446]. Возможно, ему представлялось, что такой уход поставил бы под сомнение его непричастность к аресту.

В X павильоне Варшавской цитадели, куда его поместили после ареста, Дзержинский несколько меняет показания, говоря, что задержан случайно во время прогулки, но это не сыграло никакой роли.

В целом условия заключения Дзержинского были сносными. Он был помещен в большую, по меркам тюрьмы, камеру с белыми стенами — 5 на 7 шагов, с большим зарешеченным окном из граненого стекла и темно-желтой дверью. В камере помимо постели был стол под окном. Освещалась камера керосиновой лампой, для которой Дзержинский сделал бумажный абажур. Пища была приличная по тюремным понятиям. Два раза в неделю заключенным разрешались покупки. Дзержинский покупал себе немного молока. Разрешалась ежедневная прогулка по тюремному двору, которая длилась 15 минут. Были условия для чтения и самообразования. В тюрьме находилась библиотека, которой можно было пользоваться заключенным[447].

Помощь арестованному брату оказывал Игнатий Дзержинский, неоднократно навещавший его в заключении и передавший сюда теплые вещи: пальто и рубашку. Передавали Дзержинскому и цветы, и в его камере стояли розы. Пусть не все доходило в целостности и сохранности, так, открытку с изображением красивой девушки Дзержинскому предварительно изуродовали, но все же это облегчало жизнь[448].

В заключении Дзержинский читал польских авторов, подучивал французский язык и наслаждался крохами выпадавшей мнимой свободы. В письмах своим родным он описывал, как, возможно смешно со стороны, он представляется охранникам, когда бежит во время пятнадцатиминутной прогулки по тюремной дорожке с задранной кверху головой «со своей козьей бородкой, с вытянутой шеей и продолговатым, острым лицом». А он, не обращая внимания на охрану и тюремные стены, бежал и смотрел на небо, такое разное в его эпистолярных описаниях[449]. И особо видна в этих письмах его тяга к жизни. «Ведь жизнь наша в общем ужасна, а могла бы быть прекрасной и красивой. Я так этого желаю, так хотел бы жить по-человечески, широко и всесторонне. Я так хотел бы познать красоту в природе, в людях, в их творениях, восхищаться ими, совершенствоваться самому, потому что красота и добро — это две родные сестры. Аскетизм, который выпал на мою долю, так мне чужд. Я хотел бы быть отцом и в душу маленького существа влить все хорошее, что есть на свете, видеть, как под лучами моей любви к нему развился бы пышный цветок человеческой души. Иногда мечты мучают меня своими картинами, такими заманчивыми, живыми и ясными. Но, о чудо! Пути души человеческой толкнули меня на другую дорогу, по которой я и иду. Кто любит жизнь так сильно, как я, тот отдает для нее свою жизнь. Без любящих сердец, без мечтаний я не мог бы жить. Не могу пожаловаться, я имею и то и другое»−[450].

Хотя Дзержинский и находился в заключении, варшавские события и их отголоски не проходили мимо него. Еще ранее большое влияние на него оказал «выстрел» Марцина Каспшака. 27 апреля 1904 г. во время облавы жандармов на подпольную типографию в Варшаве тот оказал вооруженное сопротивление, убил четырех полицейских и одного ранил. Он был помещен также в Варшавскую крепость и 2 ноября 1904 г. приговорен к казни. Обстоятельства дела вызвали тогда масштабную кампанию в Польше за замену смертного приговора на пожизненное заключение. Однако 8 сентября 1905 г. он был казнен. Это была не единственная казнь, о которой узнал Дзержинский в этот период. Многих его «соседей» по месту заключения также казнили.

Между тем сам ход русской революции 1905–1907 гг. оказал влияние на жизнь Дзержинского. Октябрьская всероссийская политическая стачка, в которой принимали участие представители различных слоев российского общества (2 миллиона человек), вынудила царское правительство искать компромиссный выход из ситуации. 17 октября 1905 г. Николай II издал манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», в котором было обещано «даровать» народу «незыблемые основы гражданской свободы», неприкосновенность личности, свободу совести, слова, собраний и союзов; привлечь («в меру возможности») к выборам в Государственную думу те слои населения, которые были лишены избирательных прав; признать думу законодательным органом, без одобрения которого никакой закон не может войти в силу.

21 октября (3 ноября) 1905 г. была объявлена амнистия за политические преступления. По этому указу освобождались лица, отбывающие наказания за преступления десятилетней давности. По некоторым статьям срок наказания был сокращен наполовину. Присужденным к бессрочной каторге или смертной казни устанавливалось наказание 15 лет каторжных работ. Полностью амнистированы лица, принимавшие участие в стачках, а также осужденные за переход из православия в другие религии. Начальные положения последнего пункта амнистии напрямую касались Дзержинского, так как он обвинялся как раз в организации стачек.

2 (15) ноября 1905 г. Феликс Дзержинский был освобожден из тюрьмы по октябрьской амнистии. Тюремное заключение «не исправило» Дзержинского, более того, теперь он еще больше был уверен в близкой победе революции. Залогом этому могла служить большая активность революционеров, немедленное вооруженное восстание. Прямо из тюрьмы он отправился на чрезвычайную конференцию СДКПиЛ, созванную в связи с нараставшей революционной обстановкой. Дзержинский призвал присутствующих к организации вооруженного восстания. Участник конференции Ю. Красный запомнил из этой речи только один все повторяемый рефрен Дзержинского: «Теперь надо к оружию, к оружию, только с оружием…»[451]. Сохранилось написанное им предложение в период проведения краевой конференции СДКПиЛ: «В настоящее время наша работа в армии должна ставить своей целью подготовку солдат к вооруженному восстанию»[452].