– Во-во, пошла на попятную, – съехидничал ветеран. – Как видно, придется мне самому заняться другом.

Я хотел было открыть глаза и в категорической форме отказаться от всякой попытки компаньона осуществить вентиляцию моих легких. Но, к счастью, не успел. Пат ему решительно возразила:

– Ни в коем случае, Брюс! У тебя нет специальной подготовки. Своими кузнечными мехами ты можешь навредить Коршуну. Лучше стой здесь и приготовься делать массаж грудной клетки, если искусственное дыхание не приведет к положительному результату.

Сразу после этих слов на мое лицо упала тень, кожу лба невыносимо защекотала прядь волос. Девушка сделала резкий вдох, решительно впилась своими губами в мой пересохший рот и изо всех сил в него дунула. Я почувствовал, что мои щеки раздулись, будто у хомяка, дыхание перехватило, и я едва не раскашлялся. Однако выдержал пытку и продолжал изображать павшего героя – уж больно приятный ротик у моей спасительницы, да и негоже открывать глаза сразу же после первой процедуры – Пат наверняка поймет, что спасаемый ваньку валял, и обидится.

После нескольких живительных выдохов в мой рот я наконец-то соизволил прийти в себя. Раскрыв глаза, увидел прямо перед своей физиономией серьезно-сосредоточенное личико моей целительницы. Набрав в легкие очередную порцию воздуха, Пат приготовилась вдохнуть в меня еще одну свежую струю.

– Пять… ровно пять, – широко улыбнувшись, с трудом просипел я.

Девушка от неожиданности резко выпустила воздух, распирающий ее легкие, прямо мне в лицо и вместо того, чтобы несказанно обрадоваться моему воскрешению, недоуменно спросила:

– Чего «пять», Коршун?

– Пять раз ты меня поцеловала. – Превозмогая боль в истерзанном горле, я ответил на ее вопрос. Затем сглотнул ватный комок, застрявший где-то в районе адамова яблока, и продолжил: – Имею полное право на сатисфакцию.

– О чем ты говоришь? Какая сатисфакция? – От удивления брови Пат полезли на лоб.

Без дополнительных объяснений я обнял девушку за плечи и наградил спасительницу жарким поцелуем. Поначалу она ничего не поняла и сразу не реагировала, потом, как мне показалось, она даже ответила на мой страстный поцелуй. К сожалению, ничем хорошим для меня, а точнее, для моей левой щеки эта моя наглая выходка не закончилась, да и закончиться не могла. Хрупкая на вид Патриция обладала хлестким, хорошо поставленным ударом ладонью, едва полностью не перечеркнувшим все ее потуги по оживлению Коршуна – аж искры из глаз посыпались, а щеку будто кипятком ошпарило.

– Целуйся со своей Варварой! – злобно прошипела рыжая гадюка. – А ко мне не приставай.

Не обратив никакого внимания на ржущих вокруг мужиков, журналистка вскочила на ноги и сверху вниз с издевкой взглянула на распластанного героя.

– Ты не так поняла! – Я сделал неуклюжую попытку не потерять окончательно лицо перед ушлой журналисткой и столпившейся вокруг публикой. – Всего-то хотел показать, как правильно делается искусственное дыхание. На мой взгляд, ты слишком торопилась с выдохом и почти не уделяла внимания чувственной стороне процедуры, а, как известно, лечат не лекарства – лечит любовь.

По восторженной реакции толпы я понял, что со второй задачей, а именно сохранением репутации в глазах мужской части коллектива, справиться мне вполне удалось. Что касается журналистки, она, кажется, также не очень обиделась – во всяком случае, никуда не умчалась. Наоборот, девушка игриво сверкнула в мою сторону зеленью своих чудесных глаз и, что меня поразило больше всего, даже улыбнулась.

– А ну раздайся, народ! – Из-за спин зевак, перекрывая общий шумовой фон толпы, до меня донесся трубный голос начальника экспедиции. – Дорогу целителю!

Народ неохотно раздался, и в сопровождении какого-то очкастого типа невзрачной наружности и довольно преклонного возраста появились Матео, Фарик, Трол и, конечно же, Злыдень.

Пес первым подскочил ко мне, радостно взвизгнул и начал усердно мусолить мое лицо своим слюнявым языком.

– Кто-нибудь, уберите от меня этого любвеобильного парня! – взмолился я после того, как шершавая терка немилосердно прошлась по всему моему лицу не менее трех раз. – Он мне всю кожу слижет!

Наконец псину оттащили, и надо мной склонилась озабоченная физиономия короля.

– Как ты, Коршун?

– Спасибо, мастер, признаться честно – хреново, – стараясь не очень сильно кривиться от боли, ответил я. – Если вас не затруднит, дайте воды, в моей глотке сейчас суше, чем в пустыне Зан после полудня.

– Молодец! – похвалил меня король, отстегивая флягу от поясного ремня. – Шутить не разучился – жить будешь. На, попей. Когда напьешься, тобой займется маг-целитель. – Заботливо открутив крышку, он протянул страждущему сосуд и, подчиняясь своим мыслям, добавил: – Хорошо, что эльф тебя не сильно помял. Эта расчетливая задница Клейн на сотню боевых магов додумался прислать всего одного врача, а тому, как назло, приспичило…

– …Ваше Величество, – худосочный очкарик неучтиво прервал речь монарха, – съел я чего-то вчерась за ужином…

– Во-во, еще и коновала прислали, – съехидничал Брюс. – Как же ты собрался лечить Коршуна, если себя от засранства избавить не в состоянии?

– А ты не умничай! – задиристо сверкнув очками в сторону оппонента, врачишка неожиданно бурно отреагировал на справедливое замечание гнома. – Понос сам по себе не есть хворь, он суть проявления более скрытых внутренних противоречий между телом и духом индивидуума. Поэтому лечить его медикаментозно нельзя ни при каких обстоятельствах, нужно попросту дождаться, когда организм сам избавится от всего лишнего и восстановит равновесие. Что бы там ни понавыдумывали всякие Вассерманы, Шниттеры, Опенгеймеры и прочие так называемые корифеи от медицины, я утверждал, утверждаю и буду утверждать, что организм, как автоколебательная система, должен восстанавливаться только за счет…

– Извините, профессор, – я страдальчески посмотрел на оратора, оседлавшего любимого конька, – с удовольствием выслушаю ваши соображения по проблемам общей терапии, эндокринологии, онкологии и даже гинекологии, а сейчас прошу вас приступить, наконец, к осмотру больного.

С большой неохотой маг-целитель прервал свою вдохновенную речь и уставился на меня сильно уменьшенными оптикой очков карими глазками. Затем он подошел ко мне вплотную, нагнулся над распростертым на земле телом и начал, не дотрагиваясь до него, водить руками от головы к пяткам и обратно. Свои пассы он сопровождал довольным бормотанием:

– Нуте-с, нуте-с… неплохо, неплохо: обширная гематомка левого плечика, царапинки на коже шеи – ерунда, здесь мышечка порвана – прекрасно, позвоночек сместился – восхитительно…

Мне, а заодно всем присутствующим, было не очень понятно, чем так восхищается чудаковатый эскулап. Однако, чтобы ненароком не оторвать профессора от выполнения им прямых обязанностей и не вызвать очередной поток язвительных замечаний в адрес кого-то из коллег-медиков, уточнять у него что-либо я не решился.