— Если мужчине не хватает мужества заплакать от восхищения, то он не мужчина.

Директор в полной задумчивости довёл гостей до автомобиля и не ушёл сошкольного двора, пока кортеж не скрылся за поворотом.

На окраине посёлка к автомобилям правителя и охраны присоединились машины с прислугой. Заезжать в постоялый двор не имело смысла; вечером Адэру предстояло ещё одно выступление перед селянами.

— Только не говорите, что вас растрогал спектакль, — промолвила Эйра, с подозрением глядя на Адэра.

— Аллергия, — сказал он, прижимая пальцы к внутренним уголкам глаз.

— Вы не страдаете аллергией.

— Не страдаю. Меня чуть не убил одеколон директора школы. — Адэр придвинулся к Эйре и, уткнувшись носом ей в шею, набрал полную грудь воздуха. — Уже легче.

Она отклонилась в сторону:

— Почему я здесь?

— Тебе не понравилось?

— Очень понравилось. Вы были близки с народом, как никогда. Почему я здесь? — повторила Эйра, выделив интонацией слово «я».

— Ты меня вдохновляешь.

Она хмыкнула и уставилась в окно:

— Куда теперь?

— Через три часа нас ждут в другой школе.

Там он скажет, что советник по промышленным вопросам закрыл цементный завод и ждёт владельца, чтобы обсудить льготы… Только так, раздавая обещания рабочим, он сможет склонить Совет к принятию закона о вредном производстве.

— Как мои глаза?

Эйра повернулась:

— Зрачки расширены. Это реакция на одеколон?

— У тебя тоже расширены. Когда видишь объект желания, зрачки расширяются.

— И где здесь объект моего желания?

— Я.

Эйра бросила взгляд на Гюста, сидевшего рядом с водителем:

— Мне не нравятся эти разговоры.

— Хорошо, поговорим о другом, — сказал Адэр и откинулся на спинку кресла. — Тебе надо поступить в университет.

— Зачем?

— Три курса закончишь экстерном. Ты способная, ты сможешь. Два года придётся покорпеть над книгами.

— Зачем? — повторила Эйра.

— Когда я вернусь в Тезар, тебя уберут из Совета. Я сам тебя уберу. Две страны с одним королём не могут жить по разным законам.

— Я сама не хочу оставаться в Совете. И вообще, я уже давно не в Совете. Я самапо себе.

— Я помогу тебе найти хорошую работу, — промолвил Адэр, глядя напроплывающие за окном поля, покрытые травами как чешуёй. — Для этогонеобходим диплом.

— Мне это не надо.

Адэр резко повернулся к Эйре:

— Мне надо. Ты будешь секретарём или устроишься в архив, заменишь Кебади. И мы сможем видеться. — Дотянувшись до её руки, лежащей на коленях, сжал тёплые пальцы. — Молчи. Я знаю, что ты хочешь сказать. Молчи.

Мир переместился в её ладонь. В маленькую, тёплую ладонь под его напряжённой рукой.

— На твой день рождения поедем в Ориенталь.

— Куда? — воскликнула Эйра.

— К настоящим ориентам. Помнишь, как мы праздновали твои именины два годаназад? Только в этот раз Вилара с Иштаром не возьмём.

— Вам нужен их жемчуг.

— Сама видишь, какие грядут расходы.

— Надеетесь, что ориенты продадут жемчуг по заниженной цене?

— Деньги вряд ли их интересуют, — сказал Адэр, наслаждаясь едва ощутимымтрепетом в пальчиках Эйры. — Последний раз они были в Порубежье лет двадцать назад. Товарами первой необходимости и лекарствами их снабжал Йола. А теперь кто? И остров находится в наших территориальных водах. Пора бы налаживать связи.

Эйра недоверчиво покачала головой:

— Неделя туда, неделя обратно. Минимум неделя там. Вы готовы оставить страну почти на месяц?

Адэр улыбнулся:

— Я ведь говорил, что мы с тобой отправимся в путешествие. Ориенты, климы, ветоны, ты и я. Готовься.

Нехотя выпустил руку Эйры и велел секретарю передать папку с документами.

***

Сибла огляделся. Если бы он выбирал здание для настоящей молельни, то обошёл бы эту улицу десятой стороной.

На перекрёстке стоял публичный дом с красноречивой вывеской: разведённые женские ноги, а между ног красная роза. Теперь, когда он увидит розы, перед глазами будут возникать пышные бёдра, рельефные икры и напряжённые стопы, словно подпирающие небо.

В прошлом году Сибле исполнилось двадцать пять, закончился обет безбрачия, однако женщина, достойная его внимания, так и не встретилась. И долго не встретится, если он каждый день будет проходить мимо этих ног.

Напротив публичного дома находилось питейное заведение. Напился и сразу к шлюхам. Какой дурак пойдёт к ним на трезвую голову? Рядом с публичным домом — общественная баня. И это логично.

Далее располагался игральный салон; на вывеске карты, разложенные веером. Сюда приходят те, кого не до конца обобрали официанты и шлюхи. Сбоку салона раскинулся постоялый двор; на калитке надпись мелом: «Есть комнаты почасово». В следующем доме обустроились ворожейки; вывеска гласила: «Снимем, наведём порчу». Через дорогу снова кабак. И весь этот народ — проститутки, гадалки, работники кабака и бани — вышагивали по улице, зазывая посетителей.

— Ну как тебе? — спросил духовный наставник Людвин, рассматривая двор, мощённый рыжим камнем.

Сибла устремил взгляд на хищное здание: много красного мрамора и чёрного дерева; окна, как хитро прищуренные глаза; слева и справа пристройки, будто мощные лапы чудовищного зверя. На втором этаже терраса, огороженная балюстрадой, похожей на ряд окровавленных зубов.

— Впечатляет, — ответил Сибла и обратился к служащему конторы, занимающейся продажей недвижимости: — Чей это дом?

Скрестив на груди руки, молодой человек привалился плечом к колонне перед входом в особняк и прищурился. Его лицо стало таким же злым и хищным, как это здание.

— Ничей. Был бы чей-то, я бы вас сюда не привёл.

— Кто здесь жил? — спросил Людвин, приблизившись к чёрной двери, украшенной резьбой по дереву: лилии, клинки, змеи.

— Да откуда я знаю? — окрысился служащий конторы. — Не нравится, так и скажите. И вообще, мне надоело водиться с вами, будто у меня других дел нету.

Сибла посмотрел по сторонам. Эта улица была самой людной в городе, услуги соседних заведений явно пользовались спросом. Не трудно представить, что творится здесь вечером и ночью. Из двенадцати зданий, которые им показали за три дня, этот особняк единственный находился почти в центре вертепа: Крикс не раз упоминал это место, как самое подходящее для молельни. Но Криксу не придётся читать молитвы в стенах, не усиливающих слова молитвы, а противоречащих им.