litbaza книги онлайнСовременная прозаТом 2. Летучие мыши. Вальпургиева ночь. Белый доминиканец - Густав Майринк

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 153
Перейти на страницу:
значения. По всей вероятности, лунатик. Вы, надо полагать, знаете, что это такое. Гм. Да. И сегодня ночью вам придется немножко присмотреть за ним. Будьте так любезны, заберите его. Кто-нибудь из слуг или Божена помогут вам. Гм. Да. Не правда ли, барон, вы ведь позволите?

   — Да, да. Только кончайте с этим! — захныкал Эльзенвангер. — О Боже, прочь, прочь!

   — Его зовут Зрцадло. Видимо, актер. Вот и все, что мне известно, — спокойно сказала Богемская Лиза. — Ночами бродит по кабакам и дурачит публику. Впрочем, — она покачала головой, — знает ли он сам, кто он, — вот на это вам, пожалуй, никто не ответит. Кроме того, я не интересуюсь частной жизнью моих постояльцев. Я не любопытна. Пан Зрцадло! Пойдемте! Ну пойдемте же! Разве не видите — это не постоялый двор!

Она подошла к лунатику и взяла его за руку. Он безропотно пошел за нею к дверям.

Сходство с покойным бароном Богумилом окончательно покинуло его лицо, фигура снова казалась выше и стройнее, походка уверенней, постепенно возвращалось сознание, хотя присутствующих он по-прежнему не замечал, словно все еще находясь в каком-то странном гипнотическом трансе.

Однако высокомерное выражение египетского фараона тоже куда-то исчезло. Остался только «актер», «лицедей», но какой лицедей! Маска из плоти и крови, каждое мгновение готовая к новому, никому не ведомому превращению, — маска, достойная самой смерти, пожелай она незаметно смешаться со своими жертвами, «лик существа, — внезапно осенило императорского

лейб-медика, снова охваченного смутным ужасом при мысли, что уже видел этого человека, — которое сегодня одно, а завтра совсем иное — иное не только для окружающих, нет, но и для себя самого, — не подверженный тлению труп, фокус невидимых, в космосе сквозящих влияний, креатура, которая не только зовется Зеркало, но, возможно, и с самом деле является таковым».

В дверях, когда Богемская Лиза выводила лунатика, императорский лейб-медик шепнул ей тайком:

— Ступай, Лизинка, а завтра я к тебе загляну. Только никому ни слова! Мне бы хотелось кое-что узнать об этом Зрцадло.

Он еще некоторое время стоял в дверях, прислушиваясь к звукам с лестницы — не говорят ли эти двое между собой, однако до него доносился лишь все тот же успокаивающий женский голос: «Пойдемте, пойдемте, пан Зрцадло! Вы ведь видите — это не постоялый двор!»

Обернувшись, лейб-медик увидел, что его уже ждут в соседней комнате за карточным столом.

По бледным, возбужденным лицам своих приятелей он понял, как далеко от карточного стола витают их мысли. Очевидно, только властный взгляд старой дамы заставил их как ни в чем не бывало предаться всегдашнему вечернему развлечению.

«Путаный будет сегодня вист», — подумал Пингвин, однако виду не подал и после легкого птичьего полупоклона занял место напротив графини, которая нервно, дрожащими руками сдала карты.

Глава 2

Новый свет

«С незапамятных времен над коронованными головами Богемии, подобно дамоклову мечу, висят Флугбайли[7] — все как один императорские лейб-медики, они готовы без промедления обрушиться на свою жертву, стоит той проявить хоть малейший намек на болезнь» — так гласило предание, распространенное в дворянских кругах. И вот теперь оно находило свое самое недвусмысленное подтверждение, так как с кончиной вдовствующей императрицы Марии-Анны род Флугбайлей в своем

последнем отпрыске, старом холостяке Тадеуше Флугбайле по прозвищу Пингвин, был также обречен на угасание.

Холостяцкая жизнь господина императорского лейб-медика, выверенная с точностью часового механизма, была весьма неприятно нарушена ночным приключением с лунатиком Зрцадло.

Чего только не снилось последнему из Флугбайлей в эту ночь! Сюда замешалась даже тень дурманящих воспоминаний юности, где очарование Богемской Лизы — разумеется, еще юной, красивой и соблазнительной — играло далеко не последнюю роль.

Наконец этот дразнящий путаный морок фантазий достиг своей кульминации — лейб-медик увидел самого себя, в руке он почему-то сжимал альпеншток; это курьезное видение пробудило его в непривычно ранний час.

Каждый год, первого июня, господин императорский лейб-медик отправлялся на воды в Карлсбад. При этом он пользовался дрожками, так как чрезвычайно боялся железной дороги, считая ее еврейским изобретением.

По давно установившейся традиции, когда тащивший карету соловый одр Карличек, следуя непрерывным понуканиям старого, облаченного в красный жилет кучера, добирался до местечка Холлешовицы, что в пяти километрах от Праги, Флугбайль останавливался на первый ночлег — дабы на следующий день продолжить трехнедельное путешествие этапами переменной протяженностью, в зависимости of настроения Карличека; достигнув наконец Карлсбада, этот бравый коняга обычно так отъедался на овсе, что к моменту возвращения обретал удивительное сходство с нежно-розовой колбасой на четырех тоненьких ходулях; сам же господин императорский лейб-медик на время карлсбадского курса налагал на себя суровый обет прогулок per pedes[8].

Появление на отрывном календаре красной даты «1 мая» издавна служило знаком к началу сборов, однако в это утро господин императорский лейб-медик, не удостоив календарь взглядом и оставив его висеть нетронутым с прежней датой «30 апреля», снабженной устрашающей подписью «Вальпургиева ночь», подошел к письменному столу, где возлежал огромный, свиной кожи фолиант с медными уголками, еще со времен прадедушки лейб-медика служивший дневником всем Флугбайлям мужского пола, и погрузился в свои юношеские записи, пытаясь установить, не мог ли он когда-нибудь прежде

встречаться с этим ужасным Зрцадло — ибо его никак не оставляло смутное подозрение на этот счет.

Свою первую дневниковую запись Тадеуш Флугбайль сделал в двадцать пять лет, в день кончины отца, и с тех пор аккуратно продолжал исполнять эту утреннюю процедуру — подобно всем почившим представителям своего рода; каждый день снабжался порядковым числом. Сегодняшний был за номером 16117. С самого начала, еще не подозревая, что останется без потомства, он — разумеется, как и его достопочтенные предки — шифровал с помощью ему одному понятных знаков все, имеющее отношение к любовным похождениям.

Таких мест в свином фолианте было немного — факт, несомненно достойный всяческих похвал; их количество составляло к числу съеденных гуляшей пропорцию 1:300 (правда, весьма приблизительную). Гуляши съедались в трактире «У Шнеля», и их количество столь же заботливо вносилось в дневник.

Несмотря на точность, с какой велась эта медноугольная летопись, господин лейб-медик не смог найти ни одного места, где бы упоминался лунатик; раздосадованный, он захлопнул дневник.

В душе, однако, остался какой-то неприятный осадок: чтение отдельных записей впервые открыло ему, как, в сущности, невероятно однообразно протекали его годы.

В другое время он не без гордости бы отметил, что прожил жизнь такую регулярную, четко размеренную, какой едва ли мог похвастаться

1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 153
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?