– Что случилось? – спросил Шурка жирафика.

– Елена Прекрасная рожает! – фыркнул тот.

– Царица? – удивился Лера, вспомнив легенду о древней Трое[124].

– О, да! – закатил глаза жираф-подросток. – Молодая жена дяди Жореса прекрасна, как царица.

И, не вдаваясь в подробности, потрусил по улочке в сторону городской больницы. Мальчишки старались не отставать. Вскоре они добрались до площади перед больницей. Там расположилось всё остальное стадо Жореса. Здесь же они увидели и самого Жореса, и двух молодых дуэлянтов, и саму Елену Прекрасную. Беременная жирафиха стояла в окружении соплеменников и растерянно хлопала длинными пушистыми ресницами. Заметив мальчишек, она вздрогнула, сделала шаг и закачалась. Жирафье стадо тотчас обступило Елену Прекрасную со всех сторон и не дало ей упасть. Прошла минута, вторая, третья – стадо всё стояло, плотно сбившись вокруг роженицы. Друзья удивлённо переглянулись. И вдруг жирафы разошлись, и они увидели новорождённого. Он был небольшим по сравнению со взрослыми жирафами, но уже стоял на ногах и держал голову на длинной шее.

– Ничего себе крошка! – подошёл ближе Шурка. – Да он выше меня на целых две головы.

– Выходит, – прикинул Лера, – роста в нём метра два.

Жирафы тем временем стали поочерёдно подходить к малышу и нежно дотрагиваться до его носа своими носами.

– Гляди, целуются! – рассмеялся Лера.

– Традиция у нас такая, – пояснил Жорес.

– Прошу вас, – вежливо склонил он голову, – стать крёстным отцом нашему первенцу.

– Почему я? – испугался Лера. – Я не умею.

– Вы так счастливо смеялись, – улыбнулась ему Елена Прекрасная. – А стать крёстным отцом проще простого – обнимите моего малыша да поцелуйте. Вот и всё.

– Но я же ни разу не был крёстным отцом, – мотал головой Лера. – Возьмите какого-нибудь жирафа.

– Вы мне жизнь спасли, – напомнил Жорес.

– Шурик тоже спасал, его возьмите.

– Обязательно возьмём, – заверила Елена Прекрасная и показала на другую беременную жирафиху. – Ещё и солнце не зайдёт, как появится второй, и третий, и четвёртый малыш…

В тот же день Лера с Шуркой стали крёстными отцами двух новорождённых жирафов, один из которых приходился Жоресу сыном, а другой – племянником.

Наутро Жорес повёл новоиспечённых крёстных отцов в хвойный лес, который начинался сразу же за городом.

– Всё, как у нас в Беларуси, – заметил Лера, когда они миновали опушку.

– Точно, – кивнул Шурка и показал под ближайшую сосну, – вон, даже маслята растут.

Лесная дорога вильнула разок-другой и вывела их на симпатичную солнечную полянку. Жираф остановился.

– Дальше пойдёте по этой тропинке, – указал он рожками на едва заметную тропинку, – и выйдете к пещере, где живёт община дикобразов. Там депутата и спросите. А я в город побегу – нельзя мамаш с малышами без присмотра оставлять.

Вежливо раскланявшись, Жорес поспешил обратно.

– Спасибо!

– До свидания! – закричали ему вдогонку друзья.

На повороте дороги жираф обернулся, поклонился и помахал на прощание длинным синим языком.

Мальчишки зашагали по тропинке. Африканский хвойный лес, действительно, почти ничем не отличался от белорусского. Повсюду высились ели и сосны, встречались кусты

можжевельника. Углубившись в чащу, Шурка, который шёл первым, вдруг остановился.

– Ё-моё! – воскликнул он и приподнял ближайшую еловую ветку. – Смотри, боровик!

Лера глянул и заулыбался – под ёлкой среди пушистого мха рос гриб-крепыш с коричневой шляпкой.

– Здорово! – присел на корточки Лера. – А вон ещё один, – показал он на соседнюю ёлочку, – и ещё.

Белых грибов в лесу под Жирафоградом оказалось так много, что их можно было мешками собирать.

– Жаль, сковороды нет, – вздохнул Шурка, – сейчас бы зажарить боровичков и со сметанкой поесть.

– Так и сметаны нет, – облизнулся Лера.

– Я же говорю – жаль, – снова вздохнул Шурка.

Сокрушаясь, что зря пропадает такой невиданный урожай белых грибов, друзья пошли дальше. Вскоре путь им перегородила странная стена из камней.

– Какая-то она кривая, – заметил Лера, оглядывая стену от края до края.

Один край стены оказался так высок, что скрывался где-то между верхушек елей. Другой – низкий край – спускался в далёкие заросли малины. Стена была настолько широкой, что по ней мог запросто проехать трёхколёсный велосипед. К тому же её широкий верх был на удивление ровным и даже отшлифованным до зеркального блеска.

– Похоже на трамплин в Раубичах[125].

– Ага, – согласился Шурка, – вроде скоростного спуска.

Неожиданно раздалось грозное шипение, и мимо них по отполированным камням проскочило нечто серое. Следом в малиннике раздались треск и чей-то смех. Не успели друзья сообразить, что бы это значило, как снова шипение, и снова мелькнуло серое: один раз, второй и третий. В малиннике, между тем, беспрестанно трещало, смеялось, охало и хихикало.

– Уходим! – шепнул Шурка.

– Обратно, что ли? – оглянулся Лера. – Смысла нет. Нам вперёд надо, к пещере.

– Ладно, – собрался с духом Шурка. – Полезем через стену. Я – первый.

Лера прислушался – вокруг тишина, ни шипения, ни треска, ни смеха.

– Давай, – кивнул он.

Но едва Захарьев забрался на стену, как…

– Шшш-у-ух! – понеслось по лесу.

Нечто серое с визгом врезалось в Шурку, и Шурка исчез. Внизу, из зарослей, опять донёсся треск, а вместо смеха – дикий вой и испуганные Шуркины крики. Лера сорвался с места и побежал к малиннику. Каково же было его удивление, когда первым, кого он встретил, оказался дикобраз.

– Так можно вовсе без колючек остаться, – бормотал зверёк, пытаясь рассмотреть собственную спину.

– Поглядите, – попросил он, – что у меня там делается?

Лера глянул и прыснул со смеху. На спине у дикобраза была плешь – такая здоровущая и голая, будто колено у розового слона.

– Всё ясно, – сердито покосился на него дикобраз. – Из-за какого-то ротозея я остался без иголок.