которые были соединены с характером степи.

Дорога в песнях носит различные эпитеты: убитая, широкая; большая дорога называется шлях, маленькая тропинка — стежка.

Есть употребительный мотив, который прилагается к песням разного содержания (козацким, рекрутским): «Шли ляхи на три шляхи, а козаки на четыре, а татары покрыли собою поле», —

Ишли ляхи на три шляхи,

А козаки на чотири,

А татари поле вкрили, —

мотив, перешедший в различные песни из одной, относящейся к совместной войне поляков и козаков против татар. В козацких песнях отъезжающий козак просит своих родных, чтобы приливали дорожку — что означает воспоминание (сопровождаемое попойкою) — и утешали его девицу.

Ой приливайте дороженьку, щоб пилом не припала,

Та розважайте дивчиноньку, щоб з личка не спала.

В чумацких песнях ходить по дорогам значит вообще путешествие.

По дорогах ходячи,

Сири воли водячи.

Стежки, протоптанные к окнам хат, показывают, что там есть девицы:

Ой знати, знати, в кого есть дочки:

Топтани стежечки пид виконечки, —

а зарастание стежки — символ разлуки.

По стеженци, куди ходив, трава зеление.

Песок — принадлежность смерти. В одной песне выражается досада таким образом: «Пусть белый песок точит твои вражьи очи!»

Бодай твои вражи очи билий писок точив!

Это значит «чтобы ты умер». Несчастная женщина, томясь в чужой семье, говорит: «Пусть мои глаза точит песок в сырой земле; пусть не кручинит моей головы чужая мать».

Нехай мои чорни очи в земли писок точе!

Нехай мини чужа мати голови не клопоче!

В другой песне жена, ненавидящая мужа, говорит, что ей лучше есть в земле песок, чем ужинать с немилым.

Лучче мини, мати, в земли писок исти,

Ниж из нелюбим вечеряти систи.

Умерший отец, которого в свадебных песнях призывают на свадьбу его дочери, говорит, что он — под тремя замками, и один из этих замков — песок.

Перший замочок — гробочок,

Другий замочок — писочок,

Третий замочок — трава мурава.

В козацких песнях невозможность козаку возвратиться домой сравнивается с произрастанием песку, посеянного на камне и политого слезами: здесь песок избран потому, что он символ смерти.

Возьми, сестро, писку жменю,

Посий его на каменю,

Ходи, сестро, зироньками,

Поливай его слизоньками:

Коли той писок зийде,

Тоди брат твий з виська прийде.

Камень — символ трудности. Девица, которую хотят отдать замуж за немилого, катит камень по следам его и говорит: «Как тяжело катить этот камень, так мне тяжело жить с немилым».

По его слиду каменем поточила,

Ой як мини важко сей каминь точити,

То так важко з нелюбом жити.

Сирота на чужбине сравнивает себя с камнем, которому бы нужно было плыть по воде.

Ой як тяжко каменеви пид воду плинути,

А ще тяжче сиротини на чужини жити.

Женщина, проживающая с немилым мужем, говорит, что ей легче поднимать тяжелый камень, чем проводить жизнь с нелюбым.

Легше мини, мати, тяжкий каминь зняти,

А ниж из нелюбом вик коротати.

В козацких песнях отъезжающий из родины козак говорит, что он воротится тогда, когда тяжелый камень поплывет по воде, а перье павлина потонет.

Як тяжкий каминь на верх виплине,

А павине пиро на спид потоне.

Невозможность произрастать чему-нибудь на камне сопоставляется с такими явлениями нравственного мира, которые хотят сделать невозможными. Девица дает изменившему ей козаку заклятие, чтоб он женился тогда, как в мельнице на камне родится куколь.

Бодай же ти, козаченьку, тоди оженився,

Як у млини на камини кукиль уродився.

Неподвижность камня сопоставляется с привычкою: в одной галицкой песне тяжесть разлуки сравнивается с разлукою камня с тою водою, в которой он лежал.

Розлучили каминь з водов,

Розлучили мене з тобов.

Но в одной веснянке камень или камушек означает милого (в смысле перстня).

Як покотиться каминець

Молодий Настенци в рукавець,

Я ж думала — каминець,

Аж то Иванько молодець;

Я ж думала биленький,

Аж то Иванько молоденький.

Есть песни о превращении живых существ в камень. Молодец, женатый и имеющий детей, влюбился в чужую жену и задумал бежать с нею. Он пришел к своему коню и стал с ним советоваться. Конь просил не делать того, что он замышлял. Молодец не послушался и поехал. Едут они через поле, едут через другое; на третьем поле стали они отдыхать. Стал чужой муж у чужой жены расспрашивать: «Послушай, чужая жена, дуброва ли это шумит, или моя жена едет в погоню за нами? Соловьи ли это щебечут, или мои детки плачут? Не дуброва шумит — то моя жена в поле едет, не соловьи щебечут — это мои детки плачут. Беги, жена чужая, беги по полю куницею, а ты, конь вороной, стань зеленым явором, а я, молодой козак, лягу белым каменем!» Бежала жена, бежала и села на камне, жалобно заплакала: «О, чтоб этому камню было тяжело лежать здесь, мне же еще тяжелее горевать с детками».

Ой, идуть вони поле, идуть другее,

На третьему поли стали вони спочивати.

Ой, став чужий муж до чужой жони промовляти:

«Ой, послухай, чужа жоно, чи дибривонька гуде?

Чи дибривонька гуде, чи милая в погоню иде?

Чи соловейки щебечуть, чи то ж мои дитки плачуть?

Не дибривонька гуде — то милая в погоню иде;

Не соловьи щебечуть — ой то ж мои дитки плачуть.

Бижи, чужа жоно, по полю куною,

А ти кинь вороненький, стань зеленим явором,

А я ляжу, молод козак, та билесеньким каменем».

Та бигла жона, бигла, та на камени сила,

Та на камени сила, жалибненько заплакала:

«Ой, щоб сему каменю тут тяжко-важко лежати,

А ще