ж мини тяжче й важче з дитками горевати!»

В другой песне, наоборот, в явор превращается молодец, а в камень — его конь. В народных рассказах есть еще разные превращения в камень. Таким образом, те каменные бабы, которые попадаются нередко на степях Южной Руси, по народному воззрению, были люди, превращенные в камень за то, что плевали на солнце. Вероятно, этому соответствует и заклятие, выражающее желание, чтобы тот, на кого оно падет, окаменел. Так, русская пленница, которую татарка (оказавшаяся потом ее дочерью) заставляет качать своего ребенка, говорит: «Чтоб это дитя окаменело».

Бодай дитя скаменило.

В песнях нередко на камне — местопребывание птиц, орла и сокола. С сидящим на камне орлом разговаривает козак и расспрашивает его о милой.

Ой, у поли край дороги билий каминь лежить,

А на тим камини сиз орел сидить.

Ой, сидить же вин, сидить и думку гадае,

Йде козак дорогою и орла питае.

Или:

На Чорному мори, на билому камни,

Там ясненький сокил квилить, проквиляе.

Золото и серебро — символы (преимущественно золото) богатства, великолепия, обилия. Народный образ выражения многие вещи называет золотыми и серебряными, означая тем их изящество, превосходство. Таким образом, мы встречаем золотые удила, золотые подковы, серебряные седла, золотые гривы у коней, серебряные весла.

Мидяни човна, срибнии весла.

В колядках поется, что Бог пашет, у волов его золотые рога, и то, что родится на этой ниве, будет иметь серебряный стебель, золотой колос.

Посиемо ми яру пшеницю,

Та вродить же ся що стебло-срибло,

Що стебло-срибло, золотий колос.

В галицких колядках поется о какой-то золотой рясе — золотом растении, которое стерегла красная девица (см. ниже: Божье дерево).

Вода, в различных видах и применениях, играет важную роль в народной поэзии. Известно, что в языческие времена приносились жертвы «озером и кладезем»; в числе случаев, подлежавших епископскому суду сообразно церковному уставу Владимира, было языческое моление у воды. Водопоклонение оставалось долго у русских в своей силе, как показывает правило митрополита Иоанна, осуждающее тех, которые «жрут бесом, и болотом, и колодязем». Русский народ уже по принятии христианства избегал церковного брака и заменял венчание языческим обрядом плескания. Этот обряд, потеряв свою религиозную силу, долго еще сохранялся как забава: в обычае девиц и молодцов обливать друг друга водою, что соблюдалось в Малороссии весною, преимущественно на Святой неделе. Можно признать остатками древнего водопоклонения те частые упоминания о воде в веснянках и купальских песнях, особенно в припевах, которые вообще доле сохраняются в древнем виде, чем самые песни.

Тихо иду,

А вода по каминю,

А вода по билому

Еще тихше.

Или:

Ой ви, рики, розливайтеся,

Луга-берега, заливайтеся,

К нам (имя села соседнего) передайтеся!

В купальских песнях, как и в обряде этого языческого праздника, вода играет важную роль, купанье в воде составляет необходимую принадлежность праздника. В самых песнях во многих видах является вода; поется о купании Ивана, о падении его в воду:

Ой купався Иван та в воду впав, —

о блеске и волнении моря:

Стриль-вода олелила,

А на мори хвиля била.

Купала на Ивана! —

о купании Купалочки:

Купалочка купалася,

Та на бережку сушилася.

Но что всего важнее, поется о Морене или Моряне, которая была, вероятно, не что иное, как олицетворенная вода, море — богиня вод и вместе, как показывают чешские памятники, богиня смерти, так как и в самом языке названия смерти и моря, по-видимому, сродни (море, мру, mors, mare). Понятно, что песни, относившиеся к этому мифологическому существу, искажались по мере того, как религиозный культ обратился в забаву и в песни вошли иные, хотя более или менее соответствующие прежнему содержанию, черты. Так, еще до сих пор в некоторых местах делают чучело, называемое Мореною, украшают его венком из черноклена с разными полевыми цветами, наряжают в девичью одежду, а потом, раздевши, бросают в воду. Это чучело означало морскую богиню, и бросание в воду было, вероятно, символом ее господства над водою. Но с забвением языческих верований обряд бросания в воду женского изображения подал повод к представлению об утонувшей девице, за которою, однако, осталось мифологическое имя Морены, нередко, по созвучию, заменяемое христианским именем Марины. Таким образом, песни, касающиеся Морены, в настоящее время есть песни об утонувшей девице.

Прийшлось дивци Маринци перед вести,

Перед вести, на Дунай илисти,

Дивка Маринка утонула.

Или:

Ой, ненько, ненько, Моренка втонула,

Моренка втонула, плахта зринула.

Или:

Ой, наша Моренонька гуляла,

З високого терему в воду скакала.

В одной из таких песен поется, что Морена, утопая, уронила в воду серебряные ключи, потом следует обращение к рыбакам, чтоб они не ловили Морены, а только достали серебряные ключи.

Утонула Моренонька, утонула,

Та срибнии ключи впустила,

Ой, рибалки, рибалочки,

Не ловить мини Мореночки,

Уловить мини срибни ключи!

Предоставляя толкование значения этих ключей специальным исследованиям, касающимся мифологии, укажем, как на важную черту, на то, что о серебряных ключах, брошенных в море, мы встретили упоминание уже не в купальской песне, а в простой любовной как в качестве сравнительного сопоставления: «Зазвенели ключи серебряные, утопая в море; заплакала девица, высматривая своего милого».

Ой брязнули срибни ключи, в мори потопаючи;

Заплакала дивчинонька, милого виглядаючи.

Если мы сопоставим эти ключи с теми, которыми в веснянке отпирается небо, то придем к заключению, что между всеми этими ключами надобно искать древней связи.

Одно и то же лицо Морены является и под другими названиями: таким образом, ту же Морену следует видеть в одной загадочной петровочной песне о сиротке, которая, стоя на камне в море, заклинает козака и превращает его в явор, растущий посреди моря.

На мори, на синему,

На каменю та на билому,

Там сиритка хусти прала

Дунай рику сколотила,