Марджи нахмурилась.

— Быть не может. Правительство не убивает налогоплательщиков. Дефицит бюджета слишком большой. Кроме того, мне не верится, чтобы кто-нибудь отдал прямой приказ…

— Они не отдают приказов! — выпалил Дейв. — Они роняют намеки. Помнишь у Беккета? Король говорит: «Кто избавит меня от этого беспокойного священника?», и следующее, что мы имеем, — мертвый епископ на полу.

Марджи кивнула, но она ему не верила.

— Ладно. Предположим, такое возможно. Какие у тебя доказательства?

— Никаких. Реальных — никаких. Лишь детали: их манера разговора, высокотехнологичное снаряжение, легкость, с которой они устраивают прослушивание телефонов, тот факт, что Рэнсом читал мое армейское личное дело. И еще Гарри Хэйлвелл. Мой друг Гарри, который попытался проломить мне голову кофейным графином. Он большой шаман, настоящий колдун в политике. Если он в команде Рэнсома, значит, в этом замешаны большие люди.

— И все-таки мне в это не верится… разве что… Как ты думаешь, это может быть как-то связано с Вьетнамом?

— Да. Нет. Черт, не знаю! Там произошло кое-что. Я оказался в самой гуще. Но я был не единственным участником. Если они хотели заставить нас замолчать, им пришлось бы прийти за всеми. Кроме того, они это замяли — кстати, вот и еще один заговор, заговор молчания. В любом случае, это было слишком давно. Ничего не осталось, никого это не волнует. Да на самом деле и никогда не волновало.

— А может… может, ты мне расскажешь? Ну, вдруг ты что-нибудь забыл?

Дейв понизил голос и едва ли не прорычал:

— Забыл? Нет, черт подери. Я не забыл ничего. А жаль!

— Но…

— Нет, Марджи. Тебе не захочется этого знать, а мне не хочется рассказывать тебе об этом. Просто поверь мне на слово. Это не имеет никакого отношения к тому, что происходит сейчас. Просто не может.

— Ну, раз ты так говоришь… Но тогда почему эти люди или вообще кто-то хочет тебя убить?

Дейв воздел руки к потолку.

— Вопрос на шестьдесят четыре доллара. Я полагаю, что я увидел или услышал нечто такое, чего мне не полагалось. И чтоб я сдох, если знаю, что именно. Но что бы это ни было, то, что я это знаю, напугало до потери пульса каких-то высокопоставленных шишек.

— Напугало?

Марджи сделала глубокую затяжку. Дейв вздохнул.

— Именно. Они боятся, что я вынесу это на всеобщее обозрение. Боятся — когда я пойму, что́ именно знаю, то подниму крик. Однажды я ровно это и сделал — поднял крик. Такого не забывают никогда. И никогда не прощают.

— Значит, по-твоему, они боятся, что ты разоблачишь… разоблачишь что-то, что они сделали? Что они хотят тебя убить из-за того, что ты крикун?

— Возможно, только они используют более крепкое слово, чем «крикун». Но да, это возможно. В армии, в давние времена мы использовали термин «правдоподобное отрицание». Это означало: высшие офицеры могут отрицать свою осведомленность о том, что мы делаем. И что бы мы ни совершили, мы могли быть уверены: наши боссы предпочтут сказать: «Это была самочинная операция. Совершенно несанкционированная. Вопреки приказам. Не вините нас. Мы ничегошеньки об этом не знали».

— «Твое задание, Джим, если ты решишь взяться за него…»

— Да, в этом духе. Я тебе еще кое-что скажу. Что бы это ни было, это нечто такое, о чем никому не полагается знать. Нечто столь страшное, что кто-то не может допустить разоблачения. Вещь того рода, из-за которой разъяренные конгрессмены устраивают публичные слушания, а репортеры из «Вашингтон пост» лезут хоть на Луну.

— «Иран-контрас».

— Например.

Взгляд Дейва оторвался от лица Марджи и словно по собственной воле скользнул…

«Ты опять таращишься на ее ноги, приятель. Прекрати немедленно!»

— Значит, за тобой гоняются и тебя боятся из-за того, что ты можешь уничтожить их прикрытие. Они стремятся снять с себя ответственность за то, что они знают… ну, что-то знают.

Дейв глотнул еще бренди. Ему стало теплее, и он почувствовал себя немного посвободнее. Он поставил бокал. Не хватало еще нализаться.

— Знаешь, что странно? Они собирались сделать меня частью этого. Если то письмо настоящее, то есть не подделка, то ФБР меня проверяло: кто-то хотел восстановить мой старый допуск к секретным материалам.

— Но если они делали это, с чего вдруг теперь пытаются тебя убить?

Марджи изменила позу, подобрала одну ногу под себя. Дейв краем глаза заметил промелькнувшие розовые трусики.

«Будем говорить грубо: возможно, оно и к лучшему, что твои яйца сейчас черно-синие».

— Это еще один вопрос на шестьдесят четыре доллара. Возможно, они накопали во время проверки что-то такое, что сочли меня слишком рискованным звеном. Возможно, к тому моменту, как они это обнаружили, кто-то уже сказал мне что-то такое, что мне не полагалось слышать. Не знаю. Могу сказать лишь одно: это произошло в последние несколько дней. Возможно даже, в последние двадцать четыре часа. Берни был измотан. Он совсем не спал! Рэнсом и Карлуччи были небриты. Они всю ночь были на ногах. И все их попытки поймать меня сочинялись на ходу. Они играли с листа. У них не было никакого плана. Только поэтому я и остался в живых. Рэнсом не новичок. Если бы у него было время составить подробный план операции, меня бы еще до завтрака упаковали в пластиковый мешок.

Марджи сочувственно посмотрела на Дейва и указала на пустой бокал:

— Еще налить?

«Да!» — подумал Дейв.

— Нет.

— Ну так что ты делал последние несколько дней? Что ты видел? С кем говорил?

— Марджи, у меня уже голова пухнет. Я не нахожу ничего. Абсолютно ничего. Выходные я провел на Лонг-Айленде вместе со Скотти и Оливией Тэтчер. В воскресенье вечером я встретил Хелен в аэропорту. Она…

— Хелен?

— Моя жена.

— Твоя жена.

Голос Марджи был таким же безразличным, как и взгляд, который она бросила на Дейва. Теперь она подобрала обе ноги под себя.

«Ты же снял свое обручальное кольцо, приятель, не забыл? Леди была введена в заблуждение».

— Э-э… она летала в Калифорнию, на свадьбу к давней подруге по колледжу. Понедельник, вторник, среду я провел на работе. Занимался обычными делами. Встречи, совещания, готовил бумаги, принимал решения, отвечал на звонки. Обычная рутина. Только в среду мне пришлось съездить в Лонг-Айленд на встречу, а в понедельник вечером изображать из себя хозяина для деловых гостей из Японии.

— Извини, я сейчас вернусь.

Марджи встала и выскользнула из гостиной. Ее сигарета осталась дымиться в пепельнице. Дейв посмотрел на нее голодным взглядом. Он потянулся за ней, ощутил приступ вины, остановился, снова потянулся и почувствовал еще более сильный укол совести.