Ее лицо вытягивается, когда она понимает, что я действительно хочу ответа.

— Я не знаю, — грустно говорит она. — Как ты справишься с этим, зависит от тебя.

Я встаю на ноги, чувствуя, как гнев начинает гореть под моей кожей.

— Ты держала ее подальше от меня, не сообщив мне правду. А теперь тебе придется иметь дело с последствиями, — плюю я, и мне даже плевать, насколько резко я это говорю.

Бросив на стол несколько купюр, чтобы покрыть напитки, я выхожу из бара. Елена следует за мной в ночь. Я слышу ее шаги позади себя. Прежде чем я поворачиваюсь к ней лицом, у меня вырывается раздраженный смешок.

— Как ты могла так поступить со мной?

В ее зеленых глазах вспыхивает боль.

— Я не хотела. Мне очень жаль.

— Тебе жаль? У меня есть ребенок, Елена. Ребенок! Ты скрывала это от меня, моей семьи, черт возьми, даже от своей семьи, — я стону. — Это такой пиздец. Что, черт возьми, нам делать?

Елена делает шаг ко мне: — Роман, дыши.

Я смотрю на нее. — Не указывай мне, что делать.

Я иду к своей машине, но она преграждает мне путь.

— Ты не водишь машину в таком состоянии, — твердо говорит она.

— Ты, черт возьми…

— Нет. Обернись, Роман. Лови такси.

На моей челюсти дергается мышца. Но, учитывая, что мне не интересно проводить с ней ни секунды, я делаю, как она говорит. Мой гнев остается беспокойным ожогом под моей кожей, но он остывает с каждым шагом, который я делаю от нее. Я вызываю такси и уезжаю. Последнее, что я вижу, это Елена на обочине дороги, обнимающая себя руками, с разбитым сердцем выражением лица, пока она смотрит, как я уезжаю.

Я отсутствую два дня. Елена не пытается связаться со мной, давая мне пространство, и я немного благодарен за это. Моя семья замечает, что что-то не так, но не настаивает. Я совершаю повседневные дела, борясь с растущим страхом и нарастающим чувством ответственности. К тому времени, когда наступает третий день, я злюсь на себя еще больше.

Мой отец научил меня лучшему, чем избегать своих обязанностей из-за страха перед неизвестным. Именно поэтому позже в тот же день я прихожу в квартиру Елены, не зная, что именно собираюсь сказать.

Однако когда она открывает дверь, из меня вырываются нужные слова.

— Как ее зовут?

Глава 19

Елена.

Я могу сочувствовать тому, через что проходит Роман. Я его даже понимаю. Ему приходится смириться с тем фактом, что его жизнь уже не та. И несмотря на то, как сильно его слова ранили, я внезапно сообщила новость, изменившую мою жизнь. Никто не должен иметь дело с тем, через что он сейчас проходит.

Мои намерения были чисты, когда я решила скрыть это от него, но теперь я застала его врасплох и заслужила его гнев. Он отсутствовал три дня, и я даже не нашла в себе сил злиться. Мужчине пришлось смириться с тем, что он отец, поэтому я дала ему немного места.

Однако, глядя на него прямо сейчас, у меня болит сердце. Потому что я никогда не хотела, чтобы все было именно так. Я следовала своему сердцу и могу только надеяться, что не причинила при этом больше боли, чем необходимо.

Роман продолжает пристально смотреть на меня, и я отвлекаюсь от своих мыслей.

— Кассиопея, — выдыхаю я. — Но мы зовём ее Кэсси.

Одна бровь поднимается вверх.

— Ты назвала ее в честь тщеславной царицы из греческой мифологии, которую в конечном итоге убили?

— Акцент на ферзя, — говорю я, защищаясь. — И я назвала ее в честь созвездия на небе.

Удивительно, но Роман улыбается. Она маленькая и больше похожа на усталую улыбку, но вид ее наполняет меня облегчением.

— Как твоя мама? — спрашивает он. Я не удивлена, что он знает.

Мое второе имя — Андромеда; Тони — Орион. Моя мама любила наблюдать за звездами. Именно поэтому мой отец построил обсерваторию у нас дома. Еще ей нравилась греческая мифология, поэтому она назвала нас в честь обоих.

Когда я родила Кэсси, я почувствовала себя в каком-то смысле исцеленной — как будто глубокая дыра, оставленная моей матерью, внезапно заполнилась. Я, вероятно, никогда не узнаю, где она сейчас, но я любила ее. И, глядя на собственную дочь, я дала себе обещание добиться большего, чем она. Для моей маленькой девочки. Кэсси никогда не узнает, каково это — быть брошенной.

— Да, — говорю я тихо.

— Могу ли я зайти? — осторожно спрашивает он.

— Конечно, — отвечаю я, отходя от двери, чтобы он мог войти внутрь.

Он осматривает квартиру. Я не скучаю по тому, как его взгляд сосредоточен на бутылке на столе. Когда он приходил сюда в последний раз, я позаботилась о том, чтобы стереть все признаки того, что у меня есть ребенок. Но теперь уже нет причин прятаться.

— Она сейчас спит, — сообщаю я ему. — Она много спит днем и большую часть ночи не спит.

Он кивает, выражение его лица встревожено. Совершенно очевидно, что я не единственная, кто нервничает.

— Мне… мне пойти и забрать ее?

— Просто… подожди, — отвечает он, садясь на диван.

Я тоже сажусь, оставляя между нами дистанцию.

— Бояться встречи с ней — это нормально, — говорю я, когда молчание затянулось достаточно долго.

Он поднимает бровь, очевидно, ему не нравится тот факт, что я намекаю на то, что он чего-то боится.

— Ты не тот большой злой волк, каким ты себя считаешь, Роман.

Он закатывает глаза.

— Нет, я просто психопат, — саркастически говорит он.

— Я думаю, ты будешь отличным отцом, — говорю я с улыбкой. — Я была в ужасе, прежде чем встретиться с ней. Те часы, которые я провела во время родов, были одними из худших в моей жизни, потому что я боялась, что не смогу увидеть ее.